— А мне очень нравится, — сказала на это Вера. — Просто и демократично. И рвутся все, между прочим, к тебе, а не к «Ренуарам».

Вера помогла подруге оформить налоговую скидку: ведь ее салон стал считаться учебным заведением. И еще она договорилась в банке, чтобы все сотрудники, мужчины и женщины, обслуживались у Зины. Банк вносил за них ежегодно энную сумму, остальное они доплачивали сами. Салону это было очень выгодно: всегда имелся в наличии оборотный капитал.

Зина помогла Вере найти домработницу, и в Верином доме появилась рослая, щекастая, никогда не унывающая девица родом из Приднестровья, из города Бендеры, где у нее осталась куча родственников. Звали ее пышным именем Леокадия, очень популярным в Молдавии, но она охотно откликалась на Лёку. Лёка приехала в Москву на заработки.

Ехала Лёка не на пустое место. Некая состоятельная московская дама — не то родственница знакомых, не то знакомая родственников — пригласила ее ухаживать за своей обезножевшей матерью. У матери была своя квартира, в ней Лёка и поселилась. Состоятельная дама объявила, что платить ей не собирается: пусть работает за стол и ночлег.

Лёка согласилась, но жить в Москве совсем без денег было невозможно, да и ехала она в Москву, чтобы помогать оставшимся в Бендерах родным. Оглядевшись в столице, Лёка устроилась в салон «Зина» подрабатывать уборщицей и поварихой в свободное от основной работы время, благо это было рядом с домом. И все были довольны: и обезножевшая мать, и мастера в салоне, и сама Лёка. Недовольна осталась только состоятельная дама. Сколько ни плакала старушка-мать, сколько ни уверяла, что ей с Лёкочкой хорошо и никого ей больше не надо, узнав, что Лёка подрабатывает, состоятельная дама выставила ее на улицу.

Оставшись без жилья, Лёка пришла за помощью к Зине, и та на первых порах приютила ее в бытовке при парикмахерской.

— Давай договоримся так, — предложила Зина. — По утрам готовишь нам обед, остальное время — на твое усмотрение. Уборщицу я другую найму, все равно ставка грошовая. А ты себе еще работу найдешь.

Зинин муж Илья, правда, пытался возражать, что весь салон пропахнет готовкой, что лучше бы заказывать готовый «бизнес-ланч», но Зина и слушать не стала. Поставила в подсобке плиту с хорошей вытяжкой, и это решило все проблемы. В одном Илье пришлось с ней согласиться: Лёкины обеды были куда вкуснее казенного «бизнес-ланча». Ее котлетки, голубцы, пирожки, фаршированные перчики шли на ура. Да и дешевле выходило.

Зина порекомендовала Лёку Вере. Узнав о Лёкиных злоключениях, Вера пригласила ее пожить у них: они поставят в кабинете раскладушку… Но Зина этот план отвергла.

— Что мы ей, жилье не найдем?

Для Зины трудностей словно не существовало. Среди учениц в ее салоне были и иногородние. Три из них снимали в складчину двухкомнатную квартиру. «Где трое, там и четверо», — рассудила Зина и предложила девушкам пустить к себе Лёку. Они согласились.

Лёка была бодрой, сильной, жизнерадостной девушкой, прекрасно умела готовить и не боялась никакой работы. Рано утром она приезжала к Зине в салон, готовила обед, а потом ехала к Вере. Гуляла с Шайтаном, если было нужно, ходила с Антониной Ильиничной на рынок, убирала квартиру. Когда время позволяло, навещала несчастную старушку, за которой ухаживала по приезде в Москву. Работа горела у нее в руках. «Миссис Мускул», прозвали ее в шутку Вера с Андрейкой в честь ходового моющего средства. Когда Антонина Ильинична к ней привыкла, Лёке стали доверять не только уборку, но и готовку. Поварихой она была редкостной, признали все и дружно благодарили Зину за столь ценное приобретение.

— Перекрестное опыление, — шутила по этому поводу Вера. — Челночные рейсы.

Зина заставила Веру приходить в салон на косметические процедуры.

— У тебя кожа очень нежная. Тебе обязательно нужны питательные маски, массаж… А то высохнешь как мумия.

Вера пыталась отнекиваться, но Зина была непреклонна.

Она научила подругу аккуратно и незаметно подкрашиваться: обводить глаза по внутреннему краю века, покрывать ресницы коричневой тушью, а потом подчеркивать самые кончики черной, грамотно накладывать тон на скулы.

— Видишь, какая ты у меня красавица? Видишь?

Но Вера не видела.

Она и вправду изменилась. Еще в Долгопрудном начала заниматься гимнастикой с сыном, чтобы показать ему пример, и сама не заметила, как избавилась от привычной сутуловатости. Стала элегантно одеваться. Научилась держаться уверенно. Даже походка у нее стала другая. И все же, что бы на ней ни было надето, как бы она ни была причесана и накрашена, ее прекрасные серые глаза смотрели серьезно и печально. Только один человек мог бы прогнать печальное выражение из ее глаз, но этого человека больше не было.

И опять Вера казалась сама себе морковкой, насильственно пересаженной на новую грядку. Пока она училась, у нее по Москве был проложен один маршрут: от ВДНХ до метро «Серпуховская», оттуда — в Стремянный переулок, в Плешку. А потом обратно той же дорогой. В Долгопрудный. Теперь же настала пора прокладывать, изучать, запоминать новые маршруты. Ведь теперь она стала москвичкой!

Но Вера не чувствовала себя москвичкой, она по-прежнему была провинциалкой с юга. Ей не хватало тепла. Настоящая честная жара случалась в Москве раз в десять лет, да и то на месяц, не больше. Московское лето проскакивало мимо сознания двадцать пятым кадром, зима тянулась по полгода. Или миргородские лужи, или грязный, никогда не убираемый снег, по которому Вера, оскальзываясь и спотыкаясь, боясь отклониться хоть на миллиметр, с трудом пробиралась вперед. И тень доктора Кречмера по-прежнему маячила у нее за спиной.

— Знаешь, чего тебе не хватает? — прервала ее грустные размышления Зина. — Тебе нужен кавалер. Поклонник.

Сама Зина так и не собралась сесть на «крутую диету» из одной каши без соли, но муж любил ее такую, как есть, а когда она начинала заговаривать о том, что надо бы сбросить пяток-другой килограммов, шлепал ее по пышному, округлому боку, шутливо ворча:

— Попрошу меня не обвешивать!

Вера же в ответ на все Зинины советы лишь грустно качала головой. Она и сама порой начинала задумываться о том, что надо бы как-то устроить свою жизнь. «Может быть… А что, если…» — говорила она себе. Говорила и сама не верила. Это было нереально.

У Веры появились поклонники. И в банке, и в Высшей школе экономики, куда ее стали приглашать читать лекции. На лекциях в Вышке ей даже понравился один — высокий, светловолосый, с симпатичным интеллигентным лицом. Судя по возрасту, он не был студентом: специально приходил ее послушать. Он поедал ее глазами, но держался на расстоянии, никогда не подходил ближе, не задавал вопросов, и Вере это было приятно. Она обомлела, когда ей сказали, что это Никита Скалон, владелец крупнейшей компьютерной и телекоммуникационной компании «РосИнтел».

Никита Скалон заинтересовал Веру. Она нашла его в Интернете, но сразу попала в «Ономастикон» Веселовского и так увлеклась историей славной фамилии, что почти забыла о Никите, последнем представителе рода. Потом ее предупредили, что Никита Скалон женат, и она сразу же выбросила его из головы.