самую знаменитую таверну в ее глубинах? Хорошо подумай, прежде чем отвечать! Я терпеливо отношусь ко многому, но только не к лжи.

— И мы не вводили вас в заблуждение, хотя и не рассказали всего, — сказал Герцил.

— Тот злой предмет, который вы несете с собой, вышел из реки, так? — спросил Таулинин.

Никто ему не ответил. На мгновение не было слышно ни звука, кроме потрескивания огня.

— Возможно, я не верну его, пока вы не решите заговорить.

Лица селков, которые раньше были такими дружелюбными, стали совсем холодными.

Некоторые медленно поднимались на ноги. Собралось еще больше селков, как внутри крепости, так и снаружи.

— Я думаю, для всех нас будет лучше, если вы разоружитесь, — сказал Таулинин.

Возмущенные крики. Компания Пазела сблизилась друг с другом.

— Большинство из нас уже разоружено, — сказал Герцил, — но по несчастью, а не из-за угрозы. Прежде чем мы отдадим те немногие клинки, которые у нас еще есть, я хотел бы попросить вашего слова: верните нам то, что мы несли, и позвольте нам беспрепятственно уйти.

— Я не буду давать никаких обещаний, пока не увижу эту штуку, — сказал предводитель селков. — Почему бы вам прямо не рассказать нам о своей миссии? Это небольшая любезность для тех, кто только что спас ваши жизни.

— А если мы не сможем? — спросил Герцил.

— Тогда я не могу вернуть вашу... вещь, — сказал селк.

Очень медленно Герцил протянул руку назад через плечо и вытащил Илдракин из ножен.

— Ты прожил долгую жизнь, — сказал он, — и видел многое из того, что есть в Алифросе, но ты встретишь немного мечей, подобных этому, и ни одного мечника, подобного тому, что сейчас находится перед тобой. Сегодня я бы не хотел проливать кровь. Но некоторые из нас связаны клятвой выполнить определенную задачу, и мы очень далеки от ее завершения. Мы не можем позволить себе дальнейших ошибок, альпурбен — включая ошибки доверия.

— Мы совершили бы ту же ошибку, — сказала Нолсиндар, — если бы позволили вам взять этот предмет и идти своей дорогой. Возможно, вы воспользуетесь им, чтобы напасть на нас сзади.

— Неужели мы кажемся вам такими развратными? — спросила Энсил.

— Нет, — сказал Таулинин, — но вы — существа мгновения; вся ваша жизнь — одна неделя в жизни селка. Вы не пережили ни Потерянную Эпоху, ни Мировой Шторм. Вы не помните Войну Огня и Заклинаний, когда орудия великого зла были разбросаны по Алифросу и оставили шрамы на самых его костях. Я не знаю, что в вашем пакете, но из него вытекает сила, которая обжигает мне руки, и я видел, на что способна такая сила.

— Вы также должны знать, что такие инструменты недоступны простым существам, подобным нам, — сказал Болуту.

— Раньше всегда так и было, — подтвердил Таулинин, — но потом вы, длому, ограбили могилы эгуаров и сделали клинки из их костей. Они попали в руки генералов, военачальников и мелких членов королевской семьи. Посмотрите теперь на костер, который был Бали Адро! Опустошение, военное безумие, резня ближних и дальних народов.

И селков, с содроганием вспомнил Пазел. Глаза Рина, что мы делаем? Они могут убить нас здесь и сейчас.

— Вы плохо защищаете свое дело, — сказала Нолсиндар. — Если вы действительно такие простые люди, как утверждаете, то, возможно, вы не сможете причинить большого вреда этим предметом, но и охранять его тоже не вам. Там, где вы его поставите, могут погибнуть деревья, засохнуть поля, струйка дождя превратится в кислоту, которая оставит шрамы на земле.

— Почему вас это беспокоит? — спросил Дасту. — Я думал, вы странники, просто проходите мимо.

Селк молча смотрел на Дасту. У некоторых на лицах было выражение печали, у многих — ярости. В глазах Таулинина виднелось и то, и другое.

— Наш народ так не думает, — сказал он. — У нас нет постоянного дома, это правда. Но это только потому, что наш дом везде. Когда Платазкра сожгли леса Ибона, мы оплакали эти деревья. Когда безумцы отравили озеро Элсмок, мы рыдали. Уничтожение любого места — это уничтожение, разграбление нашего дома. На самом деле никаких стран не существует. Есть только Алифрос: одна земля, один океан, утопленный в общем море, которое мы называем воздухом. Ты можешь сказать, что мы проходим через какое-то место, но, на самом деле, мы никогда его не покидаем. Как и ты, хотя какая-то часть тебя верит только в то, к чему ты можешь прикоснуться. Возможно, это привлекательное качество — но только у очень молодых.

— Мы все молоды под бдительными звездами, — сказал Пазел.

Все селки повернули головы. Пазел был почти так же поражен, как и они: он заговорил, ни на секунду не задумавшись.

— Где ты услышал эти слова, человек? — спросил Таулинин.

— Их сказал мой друг-селк в Васпархавене. Он сказал, что звезды переждут наши ошибки и, возможно, даже простят их. Это были его последние слова, обращенные ко мне. Но он также передал нам письменное послание: он сказал нам, что ниже по реке, между горами и морем, есть надежда. Я думаю, он хотел, чтобы мы нашли тебя, Таулинин. Его зовут Киришган.

— Киришган! — На этот раз удивление боролось с радостью, которую селк не смог скрыть. Киришган был в храме Васпархавен? Почему, как, когда Пазел видел его? На последний вопрос Пазел ответил, что прошло чуть больше недели.

— Он рассчитывал покинуть храм на следующий день после моего визита. Он пробыл там почти три года. Он сказал, что изучал Паук-Предсказания. Но я знаю, что ему не терпелось вернуться во внешний мир.

— Мир, которому не хватало его мудрости, — сказал Таулинин. — Это ответ на молитву моего сердца. Сорок полных лун пришли и ушли с тех пор, как наш брат ушел. Мы опасались худшего. Он был отмечен Платазкрой на смерть.

Затем его лицо снова стало суровым:

— Киришган, вне сомнения, надеялся, что мы встретимся, но, я думаю, не по тем причинам, которые вы себе вообразили. Мы накормим вас, обработаем ваши раны, даже выведем вас из этой дикой местности. Но мы не вернем ваш смерть- сверток. И вы не возьмете его силой.

При этих словах Кайер Виспек обнажил свой меч — и в тот же миг двадцать клинков селков со