– Я хочу много… – продолжаю. – Прежде всего, чтобы вы были замечательным дедом. Хочу жить в своём доме, но не боясь, приезжать в ваш и оставлять здесь детей. Отмечать вместе праздники. И когда действительно придёт ваше время уйти (а сейчас даже не надейтесь на это), хочу помнить о вас с лёгким сердцем, а не с облегчением. Как думаете, – опускаю с дивана ноги и заглядываю старшему Царицыну в глаза. По ощущениям, будто захожу в клетку ко льву: или оближет, или даст лапой так, что не встану. – Как думаете? У нас получится?

Отец Макса на мгновение прикрывает глаза. Я не могу понять о чем он думает, но черты его лица расслабляются.

– Мы однозначно постараемся, – отвечает он мне через мгновение охрипшим голосом. – Мира! – повышает голос.

– Что? – мать Макса появляется в дверях слишком быстро, чтобы успеть добежать из кухни. Она старается незаметно вытереть ладонями щеки.

– Подслушивала? – грозно тяжелеет тон хозяина дома.

– Да ну тебя, – отмахивается она, уже не скрывая слез. – От тебя чего угодно ожидать можно. Но ты знай, обидишь мне девочку, уйду за детьми.

– Нужна ты им была… – ворчит ей в ответ Дамир Аркадьевич, сбавляя пыл. – Неси пирог, – велит жене. – Она, – кивает на меня, – будет есть, а я смотреть.

– Вот это правильно, – начинает суетиться мать Макса.

Забирает с подлокотника поднос с моим остывшим чаем и через пятнадцать минут возвращается к нам, катя перед собой небольшой сервировочный столик.

– Галину Семеновну я уже спать отправила, – говорит нам, переставляя тарелки на журнальный столик. – Поэтому, посидим по-простому. Дамир, – обращается к мужу, – врач сказал тебе выпить таблетки, – падает несколько блистеров.

Он хмурится.

– Дамир Аркадьевич, – поддерживаю я женщину, – мы же с вами договаривались…

Атмосфера трагедии немного разрежается, и мне действительно удаётся впихнуть в себя целый кусок пирога.

Во третьей итерации знакомства мои будущие свекры уже не видятся мне снобами и монстрами.

Мать Макса все-таки приносит альбом и взахлёб рассказывает мне о каждой фотографии и родственниках, если таковые попадаются.

Мне так щемяще жаль, что мы познакомились ближе при печальных обстоятельствах. Ведь по сути, не было никаких непреодолимых проблем, нужно было только обоюдное, искреннее желание.

Дамир Аркадьевич уводит ее спать уже в третьем часу ночи, а я снова захожу в интернет.

Смотрю видео и читаю новости, пока усталость не берет своё, и меня не отключает беспокойным сном до утра.

Настойчивое жужжание требует открыть глаза. Я отмахиваюсь от него, но уже в следующую секунду, выныривая из сонного дурмана, как коршун добычу, хватаю телефон. Смотрю на экран с незнакомым номером входящего вызова и жму клавишу «принять звонок».

Макс

В такие моменты, когда находишься «за секунду до» начинаешь верить сразу во все: в Бога, чудеса, высшие силы… потому что иначе просто не возможно объяснить то, что ты жив. Что обнимешь любимую женщину, что сдержишь свое обещание и пойдёшь с ней на первое УЗИ, что съешь мамин борщ, и, в конце концов, сделаешь то, что так давно откладывал… Например, приведёшь в порядок дачу деда. Может быть, даже стоит достроить ее до полноценного дома.

– Ну вам просто повезло, мужики, – каждый, кто хоть немного понимает, каковы были наши шансы вернуться, считает своим долгом подойти и пожать нам руки.

Меня ещё знобит, и горячий чай не помогает. Это нервное.

– Да нормально со мной все! – психую я на молоденькую медсестру из травматологии, которая пытается померить мне давление.

– Тимур Тагирович, – окликает она врача, – здесь нужно успокоительное.

– Себе его уколи. Мне просто нужна розетка или ваш телефон, – повышаю я на девушку голос. – Пожалуйста, позвонить надо… – осекаюсь, понимая, что перегнул.

– Да, конечно, – растеряно моргает она красными глазами и подаёт из кармана телефон.

– Извини, – накатывает на меня приступ совести. – Спасибо за все.

– Да ладно, – отмахивается. – Привыкла. Звоните.

Дрожащими пальцами тыкаю по экрану и ложусь плечом на стену возле окна, ожидая ответа. Мне страшно от того, что Ася волнуется за меня почти сутки.

Бог знает как это может отразится на ее здоровье, и я прошу все тех же, кого пол часа назад благодарил за свою жизнь, чтобы с моей женщиной и ребёнком все было хорошо.

Гудки нервируют.

– Алло, – наконец-то в динамике раздаётся сонное и такое долгожданное.

– Аська, родная моя, – громко шепчу в динамик, – все хорошо. Я скоро буду дома.

– Макс… – с облегчением выдыхает она и громко всхлипывает.

– Ася, Асенька, не надо плакать, – я пытаюсь остановить ее истерику.

– Ты… я… – запинается она, глотая слова. – Я чуть не сошла с ума…

– Я знаю. Я люблю тебя, – как могу, пытаюсь ее успокоить и совершенно неожиданно слышу на заднем фоне взволнованный голос своей матери.

– Ася, что случилось? Почему вы плачете?

И это точно не обман слуха, потому что Гордеева обращается к ней по имени-отчеству и уверяет, что со мной все хорошо.

Я окончательно перестаю что-либо понимать и заставляю Асю поклясться, что ее никто не обижает. Мама отбирает у неё трубку, спрашивает не болит ли к меня горло и спрашивает, что мне приготовить. Это звучит совершенно шизоидно, но так приятно и тепло, что я прикрываю глаза и сажусь на подоконник.

– Борщ и блины, – прошу ее.

Единственное, что я понимаю точно из этого странного телефонного разговора, что моя женщина каким-то образом ждёт моего возвращения в доме родителей и направляется на кухню помогать замешивать тесто. И нет, ее ни капельки не тошнит. Да, я хочу ее блины.

Разговор приходится прервать, потому что спасатели просят меня пройти на посадку к вертолетам. От управляющих курорта, которые провожают меня и других пострадавших от схода лавины в соседний город с аэропортом, я узнаю, что спасательная операция полностью оплачена моим отцом.

Прикинув суммы, понимаю, что у него на это ушла едва ли не вся сумма, оставшаяся после неудачного партнёрства с Айзенковским.

С управляющими мы прощаемся на том, что они обещают принять самые кардинальные меры по организации безопасной эксплуатации курорта и готовы сотрудничать с нашей компанией на любых условиях. В том числе не самых выгодных для себя.

Сейчас мне это кажется совершенно не важным.

Мыслями я вдыхаю запах отцовских сигарет, пью мамин чай и обнимаю Гордееву. Хорошо, что пока по непонятному мне стечению обстоятельств, это можно сделать в одном месте.