Такими темпами экспертизу видео сделают раньше, чем я вспомню ту гребаную ночь. Но здесь мало технических результатов. Я хочу докопаться до сути.

Девчонка же мне понравилась. Точно понравилась. Не могла не понравиться. Я себя знаю. Я бы такую не упустил. Да и на фотках все очевидно было. Я над ней коршуном навис.

Ну так может я ее и не отпустил. Может я ее... под наркотой совсем ошизел и потерял берега.

Почему нет? Рабочий вариант. Чего я тогда только не принимал. Мог вполне выжрать экспериментальную дрянь. В клубе такого навалом. Да я сам это толкал.

Муторно от одной мысли. Тошно. Взвыть охота.

Я покалечил свою девочку. Я! И винить больше некого. Сам накачался токсичным дерьмищем, отрубил все предохранители и сорвался. Почти убил, изувечил ту, ради которой теперь собственный хребет рад через глотку выдернуть.

Я часто рожи начищал. Под кайфом. Разбивал кулаки в кровь и ни черта не помнил. Когда сцепился? С кем? Но я бился с мужиками. С такими же отмороженными ублюдками как я сам.

Наркота стирает границы. Тупо этому удивляться. Я заигрался, сам не понял, что пробил дно.

И все равно не могу представить. Не выходит. Хоть сдохни.

Ударить женщину. Девушку. Девочку. Такую маленькую, хрупкую, совсем юную. Она же как из фарфора вся, как из другого мира пришла. Нереальная. Фантастическая. Огнище. В каждом ее жесте, во взгляде. Даже там, на тех фотках, где ей стукнуло девятнадцать.

Разве мог я врезать ей по лицу? Переломать кости? Прижигать кожу сигаретами? Рвать на куски? Вбивать хер, раздирая до крови?

Гребануться. Долбануться.

Блять. Нет. Никогда.

Даже самый лютый зверь не посмел бы такое с ней сотворить. Даже самый конченный урод на свете ни рискнул бы изуродовать ее красоту. Тут нужен гнилой червь вроде моего папаши. Или просто... я сам? Без резьбы, угнавший по бездорожью в полный отрыв.

- Я полагаю, гипнозу подаются все, - продолжает профессор. - Однако необходимо найти правильный рычаг. Для каждого свой подход.

Резник перебрасывает пистолет из одной руки в другую. Играется. А потом направляет дуло на Розенфельда.

- Тебе лучше поторопиться, дедуля. Видишь? Мы теряем терпение. И время. Мой друг хочет, чтобы ты зарылся в его башку и вытянул нужную инфу. Сейчас. У нас нет пары месяцев на поиски, а у тебя скоро не будет мозгов. Достаточно одного выстрела.

- Вас когда-нибудь пытались подвергнуть воздействию гипноза? - профессор бледнеет, но старается скрыть страх.

- Нет,-отвечаюя.

А потом вспоминаю Генерала. То, как он смотрел на меня. Прямо. Безотрывно. Без чувств, без эмоций. Охренеть. Он всерьез пытался крутить мою волю вокруг своего кулака?

- Может и да, - прибавляю с раздражением. - Какое это на хрен имеет значение?

- Ваша стойкость перед воздействием довольно значительная, - Розенфельд прочищает горло. - Вам придется расслабиться и впустить меня, дать разрешение изучить вашу память.

- Ты реально ему заплатишь? - ухмыляется Резник. - Без обид, Тимур, но это ебаный пиздец. Я и то могу сыграть мозгоправа лучше.

- Боюсь, вы сами не хотите вспоминать прошлое, - заявляет Розенфельд.

- Ой все, сейчас разрыдаюсь...

- Заткнись, Глеб.

Профессор охренеть как прав. Я не хочу вспоминать. Ни сейчас, ни завтра. Никогда. Но я должен. Пусть даже его слова звучат как пафосная мутотень. Я должен это попробовать.

Расслабиться. Впустить в память. Вырвать оттуда нужные кадры.

- Давайте еще раз, - говорю я.

Сверкающая дрянь колыхается перед моими глазами будто маятник. Взад-вперед. Или по кругу? В какой-то момент комната плывет. Растекается вязкими кляксами. Тугие удары пульса оглушают.

Профессор говорит. Много. Долго. Монотонно. А я ни черта не разбираю.

Это оно? Все получается?

+++

- Как тебя зовут? - спрашивает девчонка, зажатая у барной стойки.

Хрен знает. Не помню. В глаза ее шальные смотрю и слабо соображаю. Такой голод внутри просыпается, будто пару лет никого не трахал. Горячая малышка. Горячая и обдолбанная. Не выношу, если девка под наркотой. Не стоит на таких. Но эта... она чистая. Пахнет так. Выглядит. И пусть взгляд мутный, сразу понятно, не сама дури нажралась. Накачали. Хотели сделать посговорчивее, чтобы сама не помнила, как раздвинула ноги и на член запрыгнула.

Она интересная. Странная. Как будто не из этого места. Как будто вообще не должна быть здесь. И дьявол, до чего же хочется ее отсюда забрать, выкрасть, спрятать ото всех. Для себя одного держать. Запереть в берлоге и никуда не выпускать.

Что за маньячные мысли?

Поржать бы сейчас. С самого себя. А не тянет.

Она смотрит на меня так, будто спрашивает что-то важное. Прищуривает глаза. Стоп, точно! Был вопрос про имя. Надо нам поближе познакомиться.

-Татарин.

Я пробую ее губы на вкус. Накрываю ртом и сминаю. Срываю цветок. Она вся как из лепестков сделана. Нежных. Бархатных. Шелковистых. Я проталкиваю язык вперед, глохну от собственного рычания.

Вкусная. Одурительная. И плевать, что целоваться совсем не умеет. Я это не сразу замечаю. Я вообще ни хрена не замечаю, пока вламываюсь в эту тягучую и сладкую глубину. Пью и напиться не могу. Никакая наркота с таким не сравнится.

Остро. Жарко. Как по грани иду. Как по лезвию. Оторваться нереально.

Я сжимаю ее зад, притягиваю вплотную к себе, вбиваю в бедра. Хер стоит колом, яйца поджимаются.

Обалдеть. Я что, кончу просто от того, как целую ее?

Девчонка дергается. Вздрагивает, будто выходит из оцепенения, и начинает извиваться как бешеная кошка. Когтями по моим рукам проходится, вопит прямо в мой рот.

Ну и дикарка. Валяй. Продолжай. Думаешь, меня это тормознет? Пробуешь вырваться, но только сильнее трешься о раздутый от похоти член.

Она обмякает, когда я чуть прикусываю ее нижнюю губу. Вылизываю и всасываю. Трахаю языком.

А потом девчонка взвивается. Рвется на волю как бешеная.

Ха,