и на том этапе преступникам было не до этого. Им пришлось убрать сначала Разумовскую, потом Котеева. Полагаю, что изначально это не входило в их планы.

– А что насчёт этих очков? – спросила Седельцева. – Почему вы хотели, чтобы мы выяснили, были ли диоптрии на разбитых стёклах?

– Ну как же, Лидия Валерьевна, это очень важно, – удивился её непониманию Зубриков. – У Митченко нормальное зрение, а у Поиловой минус четыре. Вот у вас хорошее зрение, Лидия Валерьевна?

– Да не жалуюсь, 1 или 0,9.

– Вы когда-нибудь пробовали надеть очки минус четыре или минус 3,5 и читать в них?

– Как-то примерила, ничего не видно.

– Вот вам и ответ. Митченко выписывала мне рецепт. Здесь она допустила промашку. Когда я понял, что в кабинет меня пригласила не Поилова, а Митченко, я вспомнил и об этих разбитых очках. Стёкла должны были быть недиоптрированными, иначе Митченко не смогла бы нормально выписать рецепт, а она написала его аккуратным чётким почерком.

– Блестяще, – восхитился прокурор, – какая тонкая дедукция!

– Ей вообще не надо было разбивать эти очки. Честно говоря, даже при падении маловероятно, чтобы они разбились. И уж конечно, Ольга Алексеевна должна была заменить обычные очки на минусовые.

– Нельзя же учесть всё, – резонно заметил Кораблёв.

– Верно, – согласилась Ялович.

– На этом мы и ловим преступников. Если бы они учитывали всё, у нас бы не было доказательств их вины.

– Давайте уточним картину, – вмешалась Дергень. – Значит, когда ты вышел и спустился в гардероб, Митченко перетащила тело Поиловой в кабинет покойной и вернулась к себе?

– Совершенно верно, Алла.

– Вопрос, она сделала это одна или ей помогал Башевич, который был где-то поблизости?

– Ну, это надо спросить у неё.

– А ты как думаешь, Пётр?

– Я склоняюсь к мысли, что Кирилл Львович был где-то рядом. Во— первых, если вернуться к варианту, что всё пошло бы по первоначальному плану, то есть без меня, было бы желательнее для них, чтобы тело обнаружили двое. Они могли разыграть такую сценку. Башевич пришёл за женой, никого не нашёл, тут выходит из своего кабинета Митченко, он просит узнать, закончен ли приём у главврача, они вместе заходят и обнаруживают тело Поиловой. Потом звонят в милицию, а дальнейший сценарий я уже расписывал.

– А как же он ушёл? – усомнилась Бернингсен.

– Спустился по другой лестнице или по ближней, пока мы были в кабинете.

– Но он мог кого-нибудь встретить, его могли увидеть.

– Ну и что? Кто бы стал это выяснять? Тому, кто мог бы увидеть, и в голову не пришло бы идти в милицию. Ну даже если предположить, что следователь стал бы искать посетителей или врачей, которые были тогда в поликлинике, и они паче чаяния опознали бы Башевича, он просто сказал бы, что приходил искать жену. На возможный вопрос, почему он об этом не рассказал, последовал бы простой ответ: «Меня никто не спрашивал». Теперь ясно, Алла?

– Пожалуй, да. Ты мне всё объяснил.

– Ну вот и отлично. У кого какие ещё вопросы?

– Есть весьма существенный вопрос, – заговорила Лидия Валерьевна. – Митченко своим маскарадом могла обмануть лишь людей, не знавших Поилову, хотя Разумовская не сразу догадалась, кого она видела на самом деле. Но Разумовская видела Митченко мельком, и у неё не было времени присматриваться, кто перед ней. Я веду вот к чему. А что если бы Пётр Петрович оказался хорошим знакомым или даже другом Поиловой? Он бы сразу раскрыл обман, и всё построение рухнуло бы, как карточный домик. Что бы они делали тогда? Не забывайте, у Митченко в кабинете было тело Поиловой.

– Я уже говорил, что стал для них неожиданностью, неизвестной величиной, – пожал плечами Зубриков. – Согласен, здесь им просто повезло. Могу только предположить, что если бы я хорошо знал Поилову, то увидел бы, что это не она, как только Митченко подошла к кабинету Поиловой. И как бы повела себя Ольга Алексеевна в этой ситуации? Не знаю, постаралась бы что-нибудь переиграть. Но Поилова, скорее всего, уже была мертва, и как бы преступники действовали дальше, я не представляю. Согласен, в этом им повезло. Не повезло в другом. В том, что Митченко видела Разумовская. И в конце концов догадалась, кого она видела, и то, что Котеев предпринял собственное расследование и стал для убийц опасен. Митченко и Башевичу пришлось устранить обоих, что, я уверен, не входило в их первоначальные планы.

– У меня такой вопрос, – включился капитан Кораблёв, – а что если кто-нибудь из шантажируемых заявил бы в милицию сразу после звонков Митченко и Башевича? Представьте, Митченко под видом Поиловой приходит вести приём, а тут милиция. Мы могли появиться как до начала, так и после. Представляете, Митченко в кабинете Поиловой, а в соседнем кабинете тело главврача.

– Я думаю, это маловероятно, – ответила вместо Зубрикова Ялович.

– Мне тоже, Дима, приходил в голову этот вопрос. Видишь ли, вряд ли бы наши жертвы с первого раза обратились бы в милицию. Во-первых, это грозило им оглаской нелицеприятных фактов, во-вторых, им обещали, что отдадут каждому все материалы, компрометирующие его конкретно, и к тому же, узнав материальное положение каждого из шантажированных и сопоставив это с требуемыми у них суммами. Я пришла к выводу, что наши преступники действовали умно, они требовали избирательно и такие суммы, которые не стали бы неподъёмными, то есть с которыми объекты шантажа могли бы довольно спокойно расстаться в обмен на молчание шантажистов. У меня сложилось впечатление, что и Митченко и Башевич предварительно изучили финансовое положение каждого из тех, кого они собирались шантажировать. А вы как думаете, Пётр Петрович?

– Я думаю, вы правы, Тамара Викторовна. Мне, кстати, пришла в голову интересная идея. Если бы милиция появилась до начала приёма, или, например, кто-нибудь из ваших людей выдал себя за шантажируемого? Да-да, такое тоже возможно. Если бы они не знали Поилову, то есть Митченко, выдававшую себя на неё, почему не могло быть наоборот? Так вот, в таком случае Митченко могла сказать, что Поилова попросила её провести приём вместо неё и, чтобы не вызвать сомнений, надеть весь этот «камуфляж». А потом преступники могли каким-то образом попытаться представить смерть Поиловой как самоубийство, вызванное грядущим разоблачением.

– По-моему, это сомнительно, – не согласилась Ялович. – Как бы Митченко объяснила, зачем она требует деньги, и передаёт компрометирующие. Что же она, дура, соглашаться на такую странную проверку?

– Да, ей было бы очень тяжело, – признался Зубриков, но я сейчас лишь фантазирую, что было бы, если бы. Любое убийство, друзья, сопряжено с риском, нельзя влезть на ёлку, и не