Катя снова набрала номер Игоря – гудки и никакого ответа. Не вернется он сегодня домой, и рассчитывать нечего. Сидят сейчас они с Володькой, празднуют, радуются жизни. Зачем ему тащиться в свою холостяцкую одиночную камеру?

За окном оглушительно громыхнуло, кухня осветилась разноцветными яркими вспышками фейерверка. Одновременно с этим по радио забили куранты. Двенадцать часов. Наступил Новый год. Катя раздернула занавеску и выглянула в окно. Теперь на улице грохотало не переставая, во двор высыпал народ, раздались громкие восторженные крики. Кто-то, не в силах сдержать счастья, во всю мощь своих легких заорал с пьяным ликованием: «С Новым годом, люди! Я люблю вас всех!» Ему ответили такие же восторженные голоса взаимными признаниями.

Катя грустно улыбнулась, задернула занавески, потом, немного подумав, и шторы, отгораживая себя напрочь от этой праздничной ночи, в которой ей не было места. Ей стало ужасно тоскливо, и снова вернулся страх. Она забралась в щель между холодильником и раковиной, села на пол и, обхватив руками колени, замерла, прислушиваясь. Грохот на улице стих, только изредка взрывалась одиночная петарда – люди разошлись по домам за накрытые столы, к оставленным на время выпивке и закускам. У соседей на четвертом этаже заиграла музыка, у соседей за стенкой хлопнули шампанским.

Ну неужели Гаврилов не чувствует, что с Катей и Вадимом случилась беда? Неужели не может ни на минуту отвлечься от своего Володьки и позвонить? Если бы он не смог дозвониться до Вадима ни по домашнему, ни по мобильному (дура, дура! Как могла она забыть взять его мобильник!), наверняка догадался бы позвонить сюда, на Садовую.

Ну догадайся, Игорь, пожалуйста, просто на всякий случай прозвони телефоны, ты ведь страж порядка и покоя – нашего покоя, Игорь!

У соседей за стенкой запели – ну да, шампанское весьма способствует хоровому пению. У соседей на четвертом выключили музыку, вероятно, предпочли живое общение в стиле: мы все уважаемые люди.

Господи, господи! Как пережить эту ночь, самую страшную в жизни новогоднюю ночь?

Переживет ли Вадим эту ночь, самую страшную в жизни новогоднюю ночь? Уж лучше бы ему умереть. Быстро и безболезненно. Но этого-то как раз они не дадут, мертвый он им не нужен. Им нужно признание и… Добиться признания – только повод для этого «и», законное основание для того, чтобы длить и длить свое безумное наслаждение. Гаврилов рассказывал… Потому-то он и боялся больше всего, что Вадима арестуют, даже пошел на преступление, только бы этого не произошло.

ИВС – изолятор временного содержания. Кажется, так называется эта комната страха глубоко в подвале. Гаврилов рассказывал… Почему он не спас, он же знал, как бывает, он же видел, что бывает… Сбежал к своему Володьке, празднует и не чувствует, что теперь это «бывает» не просто абстрактное понятие, отнесенное к кому-то вообще, а происходит в данный момент с Вадимом.

Они не сказали, куда именно увозят его, но, конечно уж, в тот самый ИВС, не в другой, а в тот самый. Где не проигрывают, где успех гарантирован, где любой «преступник» со слезами умиления на глазах в конце концов чистосердечно признается во всем, в чем был и не был виноват, потому что балом в этом самом ИВС правит мастер своего дела, знаток человеческих душ, человеческих тел, чудесный доктор – доктор Страх.

Игорь рассказывал… Он приехал однажды к ним в гости (тогда еще они жили с Вадимом). Приехал внезапно. С литровой бутылкой водки. Без звонка, без предупреждения. И как-то жалобно, не похоже на себя, попросил: «Ребята, я сегодня у вас посижу, хорошо? Гадостно мне, не могу». Налил почти полный стакан и выпил залпом, не чокнувшись с протянутыми к нему рюмками – ее и Вадима. И тут же налил еще.

В тот вечер он остался у них, домой не поехал. Пил водку стаканами и рассказывал, захлебываясь, рассказывал. Когда кончилась водка, позвонили в ночную доставку – оставлять Игоря было нельзя, чтобы сходить за добавкой, и прерывать нельзя. Казалось, не выговорись он до конца – умрет, не выдержит сердце, лопнет душа.

Поверить в то, что он говорил, было невозможно. Больше всего это напоминало бред, безумный бред душевнобольного. Катя тогда и не поверила. И, наверное, Вадим не поверил. Доктор Страх – доктор Смерть – надо же такое выдумать!

– Я знал, что он не виновен. С самого начала знал, – говорил Гаврилов, сжимая в ладони стакан с такой яростью, что, казалось, его раздавит. – Его задержали случайно. Просто схватили на улице. Поступило заявление об изнасиловании, а этот парень подходил по описанию. Описание! Да под такое описание полгорода подходило. Среднего роста, шатен, в черных джинсах и белой футболке. Их и похватали тогда – человек сорок, не меньше. Но всех отпустили, а он… Совпала группа крови. Ну и все – в изолятор, в подвал, ИВС называется. Он там пробыл три дня, на четвертый с утра написал чистосердечное, со всеми подробностями, сладострастно смакуя детали. Я не мог ничего понять, я ведь знал, что он не виноват, ну и… Я не строю из себя невинность, про подвалы слышал и раньше и про то, как выбиваются признания, но… Смущали детали и это странное сладострастие, не его сладострастие, взятое напрокат у кого-то другого.

Гаврилов рассказывал. А потому он так боялся, что Вадима закроют. Он ведь знал, он ведь знал! Они ему тогда не поверили. Доктор Смерть – доктор Страх – просто бред! Пьяный бред издерганного грязной работой пожилого мента.

ИВС. Вадиму не выжить! Почему не звонит Гаврилов? Почему он не чувствует, что с ними беда?

Соседи за стеной совсем раздухарились, хоровое пенье превратилось в мощный рев растревоженного зоопарка, соседи на четвертом, кажется, легли спать.

Катя подтянула к себе телефон, набрала номер Игоря – гудки, надеяться не на что, Вадиму конец. До утра ему не дожить. Доктор Смерть констатирует смерть.

За окном вдруг снова оглушительно грохнуло, кухня окрасилась в красный. И тотчас же раздался длинный, настойчивый звонок в дверь. Катя вскрикнула и вжалась спиной в стену.

Кто бы это мог быть? Точно так же звонила милиция в дверь Вадимовой квартиры. Теперь пришли за ней? Доктору Страху нужно пополнение? Вадим не выдержал и перекинул стрелки на нее? Нет, не такое признание им нужно. Если бы так, арестовали бы сразу вместе. И то странно, что ее не тронули, даже подписку о невыезде не взяли. Значит, указания были такие, что все на Вадима валить.

Вряд ли это милиция. Может, соседи, а может, и Игорь. Во всяком случае нужно проверить.

Катя на цыпочках прокралась к двери и осторожно заглянула в «глазок». На лестничной площадке, широко улыбаясь, стоял Дед Мороз.

Что за идиотские шутки! Или квартирой ошиблись? Или Гаврилов решил сделать сюрприз? Не дозвонился и сюда приехал в костюме… Нет, Гаврилов бы понял, что просто так сюда бы они не вернулись, и он не стал бы так неуместно шутить.

Все равно, Дед Мороз – не опасно.

Катя открыла дверь и тут же узнала в Деде Морозе Рената – фальшивого детектива, этого шантажиста, вероятного убийцу и наводчика. Ренат шагнул в квартиру.