Утро разгоралось, туман со стороны Соньнаволока порозовел, потом прямо над забором, над колючкой повис огромный раскаленный шар, дышащий каким-то неземным, холодным жаром. И казалось, что это теперь так и будет всегда, что Землю занесло в пространство галактического тумана, который способен развеять только холодный космический ветер… Колян вышел во двор, не имея ни малейшего представления о том, что случилось за ночь. Даже если на самом деле ничего особенного и не случилось, – а Лешка, безусловно, сознавал это трезвым умом, – все равно и в этом случае Коляна по большому счету не интересовало, что творилось за пределами его мирка, ковчега, в котором он скрывался от своего же уголовного прошлого. Но тогда он, Лешка, от чего скрывался в ковчеге?..

Собаки заволновались в вольерах, наверняка кто-то зашел в питомник, но сейчас от бытовки за туманом это было пока незаметно. Через пару секунд во дворе обрисовался какой-то силуэт – смутный, шаткий. И по тому, как удивленно, не узнавая, смотрел на приближающуюся фигуру Колян, Лешка понял, что тот тоже видит что-то необычное.

Через двор шла Диана Рафаэлевна. Волосы ее были растрепаны, а бледные губы почти сливались с лицом, как у неприкаянной души. Лешка сперва даже не узнал ее, из-за тумана ему почудилось, что на ней надето что-то белое. Хотя в следующую секунду он разглядел, что это ее обычная одежда – черная курточка и джинсы.

Диана Рафаэлевна подошла прямо к Коляну и, с ходу схватив его за грудки, произнесла хриплым надтреснутым голосом:

– Какая же ты сволочь!

Колян вздрогнул, дернулся и принялся было оправдываться, но Диана Рафаэлевна не отпускала ворот его фуфайки, и в некоторый момент Лешке даже показалось, что Колян, будто вздернутый на крючок, перебирает ногами в воздухе. Хотя, конечно, ничего такого не было.

– Скоты, настоящие скоты! – она выкрикивала в лицо Коляну. – Я-то надеялась, что хоть в собачнике скроюсь от этого всеобщего скотства, так нет, и здесь достали меня…

– Кто тебе сказал? – Колян наконец вывернулся из ее цепких пальцев.

– Да что случилось?! – одновременно воскликнул Лешка, выйдя из оцепенения.

Диана Рафаэлевна подошла к нему. Глаза ее горели, лицо исказила гримаса гнева.

– Дворники мне сейчас рассказали, Леша.

– Какие дворники?! – перебил Колян и тут же разразился очередью длинных ругательств. – Да я сейчас пойду их урою, нах…

– Что случилось? – повторил Лешка, уже понимая, что случилось что-то страшное.

– Выстрел вчера был в питомнике, в восемь утра, – сказала Диана Рафаэлевна. – Военные приезжали, чтобы Чезара прикончить. А потом вон они, – она кивнула на Коляна, – с Кизилом тело вынесли на носилках. А нам теперь говорят, будто на аэродром его увезли. Нет, я не могу…

Отвернувшись, Диана Рафаэлевна закрыла лицо руками.

Лешке захотелось кричать. Он подозревал, что дело с Чезаром нечисто, но не допускал такого исхода.

– Колян, – произнес он на удивление, даже для себя, спокойно. – Как же интересно вы с Кизилом рассудили. Если вы не можете подойти к собаке, значит, ее пристрелить нужно? Ладно, давайте кошек на цепь посадим, раз уж вы боитесь собак.

– Да ты че… Думаешь, это я? – Колян, зачем-то прижав к голове кепку, стал незаметно отступать к бытовке. – Начальство велело. Он сторожиху покусал, а она жалобу написа…

– Колян, – Диана Рафаэлевна, глотая слезы, произнесла с надрывом, – ты же сам за поножовщину сидел. По пьянке приятеля покалечил.

– Да он ничего даже не понял! – визгливо воскликнул Колян. Может быть, для того, чтобы она замолчала. – В голову ему пальнули, в ухо. Раз – и готово.

– Заткнись ты! – Лешке хотелось прихлопнуть Коляна, как комара. Его даже не было жалко. Схватив попавшиеся под руку грабли, Лешка вдавил ими Коляна в стенку, не зная, что еще с ним сделать. – Зато ты у меня сейчас почувствуешь. Да разве ты человек? Ты… – он действительно не мог подобрать верного слова. – Если б разрешили, ты бы и мне в ухо выстрелил. За то, что я перчатки ношу.

Лешка с силой подналег на грабли. Колян захрипел. В унисон ему заскрипели ржавые ворота питомника, потом Лешке на плечи легли чьи-то тяжелые руки, и только тогда Лешка отпустил Коляна – с облегчением даже, потому что иначе наверняка бы его покалечил. А кстати возникший дядя Саша, поправив пеструю кепочку, произнес совершенно спокойно:

– Так ведь и знал, что интеллигенция разведет сопли. Я же говорил, что собаки – это просто рабочий материал…

Лешка бросил грабли.

– Пошел я, дядя Саша.

– Конечно, иди, сынок. Смена закончилась, мы тут разберемся сами. Только в следующий раз теплей одевайся, курточка тонкая у тебя…

– Нет, я вообще пошел, – решительно произнес Лешка. – Хватит с меня.

Возражать или уговаривать никто не решился. Воспользовавшись моментом, Колян тихо утек в бытовку. Диана Рафаэлевна утирала слезы платочком, а дядя Саша, потаптываясь на месте, смотрел в землю.

– По закону ты две недели отработать должен, – нашелся дядя Саша. – Если по собственному.

– Нет, не должен, – упрямо ответил Лешка. – Новый теперь закон: если зарплату вовремя не выдают, можно одним днем уволиться. А я денег еще ни разу не получал.

– Смотри, заплатят тебе по договору пять тысяч вместо десяти «черных» – и привет. И жаловаться некому.

– А я и не собираюсь.

Не желая больше ничего объяснять, Лешка прошел в бытовку, на ходу отпихнув Коляна, замешкавшегося в коридоре. Наскоро затолкав в сумку резиновые сапоги вместе с грязью, Лешка переодел куртку и вышел вон.

Дядя Саша по-прежнему стоял во дворе с Дианой Рафаэлевной. Лешка еще бы задержался на пару минут, чтобы поговорить с ней, но при дяде Саше не хотел. С собаками он тоже не стал прощаться, это было бы слишком тяжело. Только на выходе из питомника, когда Макс, сидевший в крайнем вольере, подбежал к самой сетке в знак приветствия, Лешка остановился и коротко кинул:

– Служи, дружище. Живи долго, Макс.

И почти про себя, обращаясь ко всем собакам, добавил:

– И вы, ребята, живите долго. Живите.

Потом, уже за калиткой, он услышал, как пронзительно-тонко завела песню Вьюга. Вой ее подхватил красивым баритоном Алмаз, вслед за ним вступили Чук и Зубр, а затем и прочие обитатели ковчега. Лешка все-таки обернулся и так с минуту стоял, прощаясь с теми, кого он любил. Потом решительно зашагал к главному корпусу, манившему издалека надписью: «Спасибо за труд». С озера навстречу ему шел холодный космический ветер – вестник близкой зимы, но это уже не имело никакого значения. Как и многое из того, что только недавно представлялось жизненно необходимым, теперь казалось совсем неважным, пустым.

1

Сирая жизнь кузнеца Кости Коргуева катилась, набирая обороты, вниз, как колесо, случайно пущенное на волю. Пнуло Костю Коргуева под гору само обустройство жизни в некогда богатом поселке Хаапасуо, где нынче из последних сил чадил металлокомбинат, выпускающий стиральные доски, тазики и садово-огородный инвентарь, востребованный разве что самим поселковым людом.