– Вот как? – удивился Лешка. – А кого отдали?

– Чезара и отдали. На кой нам это чудовище?

– Че-за-ра? – переспросил Лешка. Так вот отчего было это чувство пустоты!

– Ну. А че ты удивляешься-то? – Колян продолжал ворочать палкой в костре. – Собаки у нас казенные. Отдать любую можем по требованию. А Чезар к тому же сторожиху загрыз.

– Да не загрыз, будто ты не знаешь!

– Ну, хотел загрызть, а это тоже статья, покушение на убийство, сечешь! Он бы и меня загрыз, если б разрешили, и Кизила. Тобой только побрезговал. Видно, ты книжным духом отравлен, – и через паузу, уже более дружелюбно, Колян добавил: – Не переживай. У них там возле летного поля вольер хороший, по периметру. Так что будет где твоему Чезару побегать.

– Ладно, отдали так отдали, – Лешка не хотел выдавать, что на самом деле расстроился. – Зачем только в такую рань понадобилось приезжать?

– Пока на заводе народу мало. Вдруг бы эта скотина вырвалась?

– Да, кстати, – спохватился Лешка. – А как же вы Чезара к машине вели?

– На палке с петлей. Вольер приоткрыли, петлю на шею накинули – и вперед. Я, правда, взмок весь, пока его до машины тащил.

– Смелые вы ребята, – хмыкнул Лешка. Не очень-то ему верилось, что Золотарь мог вести Чезара. Он и к Рыжику до сих пор боялся зайти.

Золотарь вместо ответа яростно двинул палкой, переворошив костер, и тут Лешка заметил, что чуть в сторонке промеж хлама мелькнула зеленая обложка. Он узнал ее.

– Эй, дай-ка сюда, – он чуть не силой отобрал у Коляна палку и выдернул из костра обгоревшую книжку. Рабиндранат Тагор. Рассказы. Лешке стало почти физически больно, но это была не его боль. Он ощутил, как ноют обожженные страницы книги. Даже не зная, что сказать, Лешка уставился на Золотаря, но все же наконец собрался с мыслями:

– Ты что, совсем с катушек слетел? Зачем ты книжку сжег?

– Так ты ведь ее уже прочитал, – просто ответил Колян.

– И все? И этого достаточно? – Лешка невольно рассмеялся.

– А на кой она еще нужна? Я посмотрел – старая, тыща девятьсот пятьдесят какого-то там года издания. Даже меня еще на свете не было. Слушай, ты мне тут «Лебединое озеро» не устраивай, а лучше иди-ка за своим Чезаром вольер почисти. Там дерьма выше крыши, он целых полгода по углам гадил.

– Что еще сделать? – горько усмехнулся Лешка.

– Еще? – Колян не заметил его иронии. – Да тебе там до вечера работы хватит. Пол в вольере надо сдирать. Он прогнил насквозь.

Махнув рукой, Лешка оставил Коляна и пошел выводить собак на столбики, хотя для этого было еще слишком рано.

Вольером пришлось-таки заняться ближе к обеду, когда в питомнике не осталось других дел, а сидеть с Коляном в бытовке представлялось глупым и неприятным. Лешка надел брезентовые рукавицы и высокие сапоги-бродни, ожидая, что придется поливать по углам из шланга, взял лопату… Параллельно он не переставал думать о том, что же сейчас происходит с Чезаром. Наверняка он уже в вольере, успел обследовать и пометить территорию, освоить будку. Паек у него теперь должен быть пожирней. Военный аэродром всегда был на особом довольствии, да и собак там поменьше, так что кто-нибудь да позаботится о Чезаре… По крайней мере, Лешке хотелось думать, что все обстоит именно так.

И вдруг, когда он уже выгреб из логова Чезара груды засохшего дерьма в канавку, проложенную вдоль всех вольеров, и взял в руки шланг, опять его посетила эта странная дурная мысль: а что это он делает здесь? На что тратит время своей жизни? Конечно, это его занятие целиком оправдывала привязанность к собакам, которые, однако, для всех прочих оставались просто рабочим материалом – бездушным, безответным. И вот это потребительское отношение к живым тварям переносилось и на людей. Все они – и уголовник Колян, и болван Кизил, и наставник дядя Саша, и прекрасная Диана Рафаэлевна, и он сам – были для начальства обобщенной рабочей силой, которая нуждалась в еде и отдыхе – да, но не имела права переживать, вообще что-либо чувствовать, помимо ответственности за цветной металл, а уж тем более иметь собственное мнение.

Остаток дня пролетел в безмыслии, занятый кормежкой собак перед отправкой на посты, разводом караула и мелкими хозяйственными делами. Колян вызвался помочь разворотить пол в вольере Чезара, и вдвоем они вытаскали гнилые доски на задворки, чтобы сжечь в костре, который не потухал с самого утра. Стемнело быстро: близкая зима все настойчивей утверждалась в правах. Сумрак усугублялся тяжелыми тучами, которые натянуло с севера. Казалось, что вот-вот опять пойдет дождь или даже снег – ранний по календарю, но вполне уместный для нынешней холодной осени. Вот и Колян поторапливал: «Шевели штанами. Не ровен час – хлынет». Однако дождя не случилось.

Когда костер прогорел и от груды досок остались одни головешки, Лешка невольно засмотрелся на тлеющие угли – до тех пор времени на размышления просто не было – и тут как раз невольно подумал, что вот у него получилось прожить хотя бы полдня так, чтобы ни о чем не думать. И что большинство заводского люда, наверное, именно так и живет. Вкалывая изо дня в день, из года в год, по вечерам наблюдая по телеку чужой праздник, а по выходным, когда действительно нечем заняться, – потому что завод вырабатывает привычку к тяжелому физическому труду – заливая мозги пивом. Но если допустить, что так проходит жизнь огромной армии трудящихся огромной страны, – почему же продолжается эта всеобщая мерзость и неустроенность? Вот они с Коляном только что расчистили вольер, взломали негодный пол, под которым к тому же гнездились крысы. Завтра Колян постелет в вольере свежие доски, и какая-нибудь собака еще сможет там жить. Вроде все правильно сделали, поработали во благо своего питомника, своего завода. И ровно столько же времени трудились рабочие целого предприятия, и не только сегодня, а семьдесят лет подряд, если верить плакату, появившемуся возле проходной: «Заводу “Вперед”– 70!» Ну и где усилия нескольких поколений, в том числе нынешнего? Или рабочие трудятся не там, где надо, делают что-то не то?..

Колян тихо ретировался. Лешка знал, что тот пошел ужинать, но присоединяться не спешил. Он так и стоял, наблюдая, как приглушенный огонь бродит в углях. Потом еще вспомнил Чезара, подумал, а есть ли в вольере возле летного поля будка, неуютно же собаке спать на голой земле. Конечно же, будка там есть. Хорошая будка, просто очень хорошая. Иначе бы не стали военные так срочно забирать собаку себе. Не подготовившись то есть. У них же стратегия, все должно быть просчитано…

– Ты, нах, долго будешь там торчать?! – Колян выдернулся из дверей. Возглас его распорол ткань Лешкиных размышлений. – Кастрюли нужно еще помыть. Кто их за тебя помоет? Я?..

С утра парил густой туман – над озером и по всему побережью. Пелену не пробивал даже свет фонарика, и собак с постов Лешка снимал почти на ощупь. Они радостно тыкались мокрыми носами в его ладони и, подпрыгивая, так и норовили обнять. Когда Лешка вел в питомник Чука, Вьюгу и Зубра, – собаки шли, как всегда, без поводков, одной стаей, уткнув морды в землю, – над пеленой тумана, плотно укутавшей тропу и окрестности, мелькали только их длинные спины, подобно тому, как иногда мелькает в тихой воде хребет щуки. Из тумана вставали какие-то фантастические, нереальные образы. Туман, скрадывая детали, оставлял на поверхности главное, может быть, суть вещей. Спорткомплекс, обшитый металлосайдингом, казался межгалактическим кораблем-ковчегом, силуэт питомника тоже напоминал ковчег, только уже земной, сработанный на скорую руку. А ведь действительно, питомник и был ковчегом, в котором людям и животным – собакам, кошкам, воронам и крысам – предстояло переплыть через… что? Через зиму? Или через эпоху безвременья, в которую кинуло их помимо воли, а желанный берег все никак не обозначался на горизонте. Да и кто бы знал, к какому берегу пристать…