– Прости. – Сказал Миша и прошелся глазами по моей фигуре, а затем невозмутимо вернул взгляд на мое лицо.

– Так Настя в опасности?

– Нет. Не думаю. – Он пожал плечами. – Но на меня по-любому злится.

В следующую секунду на лестнице послышались торопливые шаги.

– Катя! – Это была Настя. – Кать! – Она в пару секунд преодолела расстояние до двери. – Сынок! – Взяла его из рук Маши и прижала к груди. – Все хорошо? Мамочка пришла. Мы с тобой уходим, малыш.

– Насть, ты где была? – Поинтересовалась я. – С тобой все хорошо?

Двоюродная сестра недовольно зыркнула на Усова.

– Мы, пожалуй, пойдем. – Учтиво сказал он. – У нас столик в ресторане.

– Да-да, – закивала Маша, – всего вам доброго! Пока, сладкий малыш!

– Спасибо еще раз. – Кивнула я Мише.

Пропустила Настю в квартиру и закрыла дверь.

– Кать, это что было? – Накинулась она на меня с порога. – Ты зачем ко мне свою кавалерию подослала? Он приперся, и давай руки распускать! Чуть не разбил Вене нос!

– Насть, я…

– Знаешь, что обо мне муж подумал? Мы только помирились, а тут какой-то мужик к нам домой заваливается, меня ищет!

– Насть, ты у меня ребенка оставила, обещала вернуться и не вернулась. – Ошарашено произнесла я. – Я думала, он тебя там… убил!

– Ты в своем уме, вообще? – Вытаращилась она. – Мы о Вене вообще-то говорим. Он мне муж родной, а не убийца там какой-нибудь!

– Насть, ты вчера вообще-то с фингалом ко мне прибежала. Посмотри в зеркало, там все еще светится напоминание.

– Кать, ну, ты не преувеличивай тоже, ладно? – Смягчилась она. Подобрала вещи Матвея, сложила в сумку. – Повздорили мы, с кем не бывает. Он знаешь, как сегодня извинялся? На колени вставал, плакал. – Двоюродная сестра надела сыну штанишки и теплую кофточку, натянула на голову шапочку. – Это я была невнимательная к нему, только о себе думала. А он же у меня горячий: как заведется, так себя не контролирует, а тут я со своими криками, обвинениями. Сама дура, чего уж.

– Насть, он чего тебе наплел?

– Не лезь ты в это, Кать, ладно? – Посмотрела она на меня сочувственно. – Мы уже во всем разобрались. У нас может… второй медовый месяц сегодня был.

И мечтательно улыбнулась.

А затем бросилась с еще большей спешкой собирать вещи.

– Дай хоть Матвея подержу. – Попросила я.

– Если честно, не доверяю я тебе. – Хихикнула двоюродная сестра, передавая мне ребенка. – У тебя ж детей нет, ты не знаешь, что это такое.

Она собрала с пола все детские вещи и снова взвалила сумку на плечо.

– И поэтому ты оставила меня с ним на целый день?

– А давай ты меня не будешь осуждать, ладно? – С горечью сказала Настя. – Вот выйдешь замуж и поймешь.

Забрала сына, сунула его в комбинезон, словно куклу, резво застегнула молнию.

– Это вряд ли. – Тихо ответила я, наблюдая за тем, как они выходят из квартиры.

– Да ты не обижайся, – бросила через плечо двоюродная сестра, – Веня меня в машине ждет, я побегу.

– Беги.

– Спасибо тебе. – Она остановилась.

– Обращайся. – Хмыкнула я, качая головой.

Дверь за ними закрылась. В квартире стало очень тихо. Жорик осторожно показал мордочку из-под дивана.

– Выходи, не бойся. – Сказала я.

Почему я не стала уговаривать Настю? Потому, что устала это делать. Раз за разом все повторяется снова.

Думаю, она все понимает, просто ничего не может с собой поделать. Говорят, что женщине нужно в среднем семь попыток, чтобы уйти от тирана. Вот только беда в том, что не знаешь, какая ссора станет последней.

Там, где замах, в следующий раз всегда будет удар. Там, где удар, будут и новые – более сильные удары. А если он однажды не рассчитает силу, сломает ей кости. И далее побои станут жестче и осознаннее, ведь каждое новое избиение станет наказанием за непокорность. За то, что женщина, которую считают вещью, посмела поднять взгляд и подать голос.

Видимо, это наш национальный менталитет: терпеть и унижаться. Унижаться и терпеть. Позволять вытирать о себя ноги снова и снова. В то время, как все остальные женщины мира боготворят себя, наши все еще поклоняются таким вот мужчинам, которых и мужчинами-то назвать сложно.

Как-то только начинаешь искать в сети что-то о семейной психологии и семейном счастье, поиск выдает лишь статейки о том, как жена должна угождать мужу, как должна работать над собой. И ни одной паршивой заметки о том, как вести себя мужчине, чтобы сохранить гармонию в семье, быть хорошим отцом и мужем. Видимо, их такие вопросы не волнуют вовсе – они и так всем довольны.

Курсы минетов, массажей, стриптиза, бьюти-процедуры, макияж, каблуки – женщина должна, должна, ДОЛЖНА.

И правильно: «А вдруг Веня уйдет?»

И наши женщины держатся за любого потому, что просто не знают, как может быть по-другому. Не знают о том, что достойны только самого лучшего. Чтобы их уважали, любили, принимали как равного.

Вместо «пошел ты», включается внутренняя конкуренция: «А вдруг моего Веню кто-то подберет?»

А еще комплексы. «Останусь одна, и кому буду нужна?» Да в первую очередь своему ребенку. Разве тебе нужен кто-то еще, кроме твоей кровинки? Кто-то еще, кроме малыша, который и так является частью тебя?

Человеку, по сути, вообще не нужен никто другой, чтобы быть счастливым. Только он сам.

И бороться нужно только за самого себя.

Я посмотрела в окно.

Веня даже не вышел, чтобы помочь посадить сына в машину. Настя сама усадила его в кресло, пристегнула, затолкала на заднее сидение сумку, а затем забралась на пассажирское.

Свои мозги не вынешь и другому в голову не вложишь.

Я села на пол и прислонилась к горячему радиатору спиной. Мысли путались. Злость, горечь, радость, облегчение, обида. Я и сама уже запуталась в отношении того, кто я, и чего хочу. Свободы и независимости? Или простого женского счастья? Возможности выбирать мужчин хоть каждый день и не принадлежать по-настоящему ни одному из них, либо найти твердое мужское плечо, к которому можно было бы прислониться, и человека, которому можно довериться?

Наверное, я, как и все, просто хотела любви.

Быть нужной кому-то, быть на одной волне с кем-то. Быть другом, любовницей, матерью, родным человеком – все одному на свете. Хотела найти того, рядом с кем просто смогу быть собой.

Забравшись в ванну, я расплакалась. От сочувствия к Насте, от собственного одиночества, и от… да черт знает чего еще. Мне просто нужно было освободить свои эмоции, дать им выход.