291 И все же, на мой взгляд, было бы неправильно полагать, что в таких случаях бессознательное действует по заранее обдуманному плану и стремится к реализации неких четких целей. Я не нашел никаких доказательств этому предположению. Движущая сила, насколько мы можем ее осознать, по-видимому, является лишь побуждением к самореализации. Если бы речь шла о каком-то общем телеологическом плане, то все люди с избытком бессознательности неизбежно стремились бы к более высокому сознанию. Но это явно не так. Существует множество людей, которые, несмотря на свою пресловутую бессознательность, никогда не страдают неврозами. Те немногие, кому выпала такая судьба, на самом деле являются представителями «высшего» типа, которые по тем или иным причинам слишком долго оставались на примитивном уровне. Их природа не в состоянии долго выносить то, что для них является неестественной стагнацией. В результате узости сознания и ограниченности существования они экономят энергию; постепенно она накапливается в бессознательном и, наконец, вырывается наружу в форме более или менее острого невроза. Данный простой механизм не обязательно скрывает некий «план». Совершенно понятное стремление к самореализации дало бы вполне удовлетворительное объяснение. Также мы могли бы говорить о замедленном созревании личности.

292 Поскольку весьма вероятно, что мы все еще далеки от вершины абсолютного сознания, расширить свое сознание способен каждый. Соответственно, мы можем предположить, что бессознательные процессы постоянно снабжают нас содержаниями, которые, будучи осознаны, расширят охват сознания. С этой точки зрения бессознательное предстает как безграничная сфера опыта. Если бы оно было просто реактивным по отношению к сознанию, мы могли бы назвать его психическим зеркальным миром. В этом случае реальный источник всех содержаний и действий находился бы в сознательном разуме, а в бессознательном не было бы абсолютно ничего, за исключением искаженных отражений сознательных содержаний. Творческий процесс был бы замкнут в сознательном разуме, и все новое было бы ни чем иным, как сознательным изобретением. Эмпирические факты опровергают это. Всякий творческий человек знает, что спонтанность – сама суть творческой мысли. Поскольку бессознательное не просто реактивное зеркальное отражение, но независимая, продуктивная деятельность, его сфера опыта – замкнутый мир с собственной реальностью, о котором мы можем сказать лишь одно: он влияет на нас так же, как мы влияем на него. То же мы говорим о нашем переживании внешнего мира. И точно так же, как материальные объекты являются составными элементами этого мира, так и психические факторы составляют объекты того другого мира.

293 Идея психической объективности отнюдь не новое открытие. На самом деле это одно из самых ранних и наиболее универсальных достижений человечества: это не что иное, как убеждение в существовании мира духов. Мир духов, разумеется, никогда не был изобретением в том смысле, в каком была изобретением добыча огня с помощью трения; это было скорее переживание, сознательное принятие реальности, ничем не уступающей реальности материального мира. Я сомневаюсь, существуют ли где-либо дикари, незнакомые с магическим влиянием или магической субстанцией. («Магическое» – просто другое название «психического»). Также может показаться, что практически все дикари знают о существовании духов[138]. «Дух» – психический факт. Подобно тому, как мы отличаем свою собственную телесность от чуждых нам тел, так и примитивы – если они вообще имеют хоть какое-то представление о «душах» – различают свои собственные души и духи, которые кажутся странными и чужеродными. Они суть объекты внешнего восприятия, в то время как их собственная душа (или одна из нескольких душ, если предполагается их множественность), хоть и считается родственной духам, обычно не является объектом так называемого чувственного восприятия. После смерти душа (или одна из множества душ) становится духом, который переживает умершего и часто демонстрирует заметное ухудшение характера, что отчасти противоречит понятию личного бессмертия. Батаки[139], живущие на Суматре, даже утверждают, что люди, которые были хорошими в этой жизни, превращаются в злых и опасных духов. Почти все, что дикари говорят о шутках, которые духи могут сыграть с живыми, и общая картина, которую они дают о призраках (revenants), до последней детали согласуется с явлениями, установленным спиритическим опытом. Как сообщения из «потустороннего мира» можно рассматривать в качестве продуктов оторванных фрагментов психики, так и эти примитивные духи суть проявления бессознательных комплексов[140]. Значение, которое современная психология придает «родительскому комплексу», является прямым продолжением первобытного переживания опасной силы анцестральных духов. Ошибка суждения, которая заставляет дикаря бездумно полагать, что духи суть реалии внешнего мира, и та сохраняется в нашем предположении (которое верно лишь частично), что за родительский комплекс несут ответственность реальные родители. В старой теории травмы фрейдовского психоанализа, а также в других сферах данное предположение даже имеет статус научного объяснения. (Именно во избежание этой путаницы я предложил термин «родительское имаго»[141].)

294 Простодушный человек, конечно, совершенно не осознает тот факт, что его ближайшие родственники, оказывающие на него непосредственное влияние, создают в нем образ, который является лишь частичной копией их самих, в то время как другая его часть состоит из элементов, происходящих из него самого. Имаго состоит из родительского влияния и специфических реакций ребенка; посему это образ, который отражает объект весьма условно. Естественно, простак верит, что его родители такие, какими он их видит. Образ бессознательно проецируется, и когда родители умирают, он продолжает работать, как если бы это был дух, существующий сам по себе. В этом случае первобытный человек говорит о родительских духах, которые возвращаются ночью (revenants), в то время как современный человек называет это отцовским или материнским комплексом.

295 Чем более ограничено поле сознания человека, тем многочисленнее психические содержания (имаго), которые представляются ему в виде квази-внешних явлений, либо в форме духов, либо в виде магических потенций, проецируемых на живых людей (колдунов, ведьм и т. д.). На более высокой стадии развития, где уже существует идея души, проецируются не все имаго (там, где это происходит, говорят даже деревья и камни), но тот или иной комплекс достаточно приблизился к сознанию, чтобы ощущаться уже не как чужеродный, а скорее как «присущий». Тем не менее, чувство «принадлежности» поначалу оказывается не настолько сильным, чтобы комплекс мог восприниматься как субъективное содержание сознания. Он остается между сознанием и бессознательным, в полутени; он частично принадлежит сознательному субъекту или сродни ему, а частично есть автономная сущность. В любом случае, он не обязательно подчиняется намерениям субъекта, он может быть даже более высокого порядка, чаще всего источником вдохновения, предостережения или «сверхъестественной» информации. Психологически такое содержание можно объяснить как частично автономный комплекс, который еще не полностью интегрирован в сознание. Архаические души, ба и ка египтян суть комплексы такого рода. На еще более высоком уровне, особенно среди цивилизованных народов Запада, этот комплекс неизменно женского рода – анима и ψυχή, для чего имеется множество глубоких и убедительных оснований.