После ареста sicario информатор перезвонила, и я договорился о выплате ей от лица УБН пяти тысяч долларов. Какая судьба постигла арестованного дерзкого подростка, я не знаю. Зато его имя я запомнил навсегда: Анхелито – «маленький ангел».

СТИВ

Когда я работал в Медельине, я старался раз в сутки звонить Конни. Если не дозванивался, передавал сообщения через Хавьера, которому я рано утром звонил в посольство и рассказывал последние новости Медельина.

Если у меня было время, а у Конни был рабочий день в посольстве, Хавьер приглашал ее, чтобы мы немного поговорили. Гораздо чаще не хватало времени и на это, потому что надо было ехать на очередную операцию или устанавливать слежку. В такие дни Хавьер обязательно связывался с Конни и предупреждал, что со мной всё хорошо и я выйду на связь позже. Я понимал, что Конни просто нужно знать, что со мной всё в порядке, чтобы заниматься своими делами.

Конни уже привыкла к моему вечному отсутствию дома. Это началось еще в Майами, когда я работал сверхурочно. В Южной Флориде меня не бывало дома по нескольку дней: я выслеживал подозреваемых, осуществлял контролируемые поставки и ездил в международные командировки. Однако после побега Эскобара, когда мы с Хавьером стали по очереди дежурить на базе в Медельине, я вообще перестал появляться дома.

Слабый испанский и угроза терактов не мешали Конни жить в Боготе. Она спокойно пользовалась своими скромными знаниями языка, дополняя их жестами и улыбкой. Наверное, именно умение смеяться над собой располагало к ней колумбийцев. Выходные и отгулы Конни проводила с друзьями, среди которых были и американцы, и колумбийцы. Ей также нравилось читать, ходить по магазинам, гулять на свежем воздухе и заниматься спортом. Инструкции Госдепартамента требовали быть постоянно настороже, но в Боготе Конни старалась вести такой же образ жизни, как в США. За восемнадцать месяцев охоты за Эскобаром она не раз оставалась одна, но почти не жаловалась. Она понимала, что у нас с Хавьером такая работа и что это задание в приоритете для посольства и Колумбии, и всеми силами поддерживала меня.

Конечно, были определенные неудобства: на работу и обратно Конни приходилось добираться на бронированном посольском фургоне, поездка на котором в час пик отнимала больше часа, а еще носить с собой рацию, настроенную на частоту морских пехотинцев, чтобы обратиться за помощью в случае опасности. Конни всегда была очень здравомыслящей и быстро привыкла следить за тем, что происходит вокруг. Отправляясь в Боготу одна, она обращала внимание на действия окружающих, могла проверить наличие слежки или заметить направленное на нее необычное внимание.

Чтобы занять время и справиться с беспокойством, на работе Конни взяла на себя несколько задач. Поскольку в Колумбии она не могла работать медсестрой, Конни стала заботиться об американских экспатах, работающих в посольстве. В те времена в Колумбии было настолько небезопасно, что женам посольских работников не разрешали работать нигде, кроме посольства, поэтому вместе с еще одной женой агента УБН, Мэри Лу Райнхарт, Конни устроилась специалистом по связям с общественностью (ССО). Основной обязанностью ССО была подготовка комплекта полезных материалов для американцев, прибывших на работу в посольство, и помощь в их размещении в Боготе. ССО также проводили массу общественных мероприятий, в том числе для сотрудников посольства, ежегодно помогали Армии спасения[45] устраивать рождественские елки для детей из бедных колумбийских семей, в качестве волонтеров католической церкви заботились о бездомных Боготы. ССО регулярно нагружали и другой работой.

Помимо этого, в обязанности ССО входило ведение графика посещения теннисного корта в резиденции посла. Казалось бы, что тут особенного? Однако по понедельникам сотрудники посольства выстраивались в очередь у кабинета ССО прямо с утра – так им хотелось записаться на игру. Тофту, который превосходно играл в теннис, Конни всегда предлагала самое удобное время.

После побега Эскобара Конни также успела поработать в УБН делопроизводителем. Когда я оставался в Боготе, это давало нам возможность увидеться днем. Работать мы друг другу не мешали. Конни обедала со своими друзьями, а я со своими, хотя чаще всего из-за большой загрузки я ел прямо за работой или в столовой посольства.

Когда Конни перевелась в американское почтовое отделение в посольстве, наша жизнь кардинально переменилась.

В ее обязанности входило сопровождение американской почты в международный аэропорт для контроля погрузки на самолет и сортировка писем и посылок из США. Как-то раз ей на глаза попался журнал «Тайм», на обложке которого упоминалась история о международном усыновлении. Еженедельник сообщал, что больше всего детей американцы усыновляли из Колумбии. Статья очень заинтересовала Конни, и она сразу связалась с государственной организацией, которая занималась усыновлением в Боготе.

Конни даже свела знакомство с сотрудницей Колумбийского института семейного благополучия – федерального агентства страны по надзору за усыновлением. Нас сразу же поставили в очередь на усыновление ребенка! Благодаря помощи новой подруги Конни – назовем ее Алисса (имя изменено) – многие бюрократические препоны внезапно оказались преодолимы, если и вовсе не исчезли. Мы прошли стандартную процедуру, и после проверки жилищно-бытовых условий институт семейного благополучия в рекордные сроки утвердил нас в качестве приемных родителей. Сыграл свою роль и дипломатический статус. Когда Алисса сообщила, что присмотрела для нас ребенка, мы поспешили к ней. Алисса предупредила, что не может нам показать документы ребенка, лежащие у нее на столе, но, когда она вышла из кабинета и отправилась на встречу, мы с Конни отстали и заглянули в дело одним глазком.

Увидев на фото малышку в одеяльце, я сразу прикипел к ней душой. Ее звали Моника. Мы с Конни постоянно повторяли ее имя, мечтая подарить этой чудесной малышке всю нерастраченную любовь, пережить с ней все самые важные моменты, начиная от прорезывания первого зуба и первого дня в детском саду до выпускного бала! Нам обоим так не терпелось, что мы почти не спали по ночам, пока нам не назначили день, в который мы наконец заберем крошечный сверток со своей будущей дочерью. На следующий день водитель УБН вез нас в Сипакиру, маленький городок к северу от Боготы. Мы ехали по крутой узкой дороге в Колумбийский институт семейного благополучия, который был не то чтобы приютом – скорее, центром для приемных семей. Чистенькое здание из белого бетона с красной черепичной крышей стояло на небольшом уклоне у подножия холма. Держась за руки, мы с Конни пересекли залитую солнцем площадку и подошли к стойке регистрации. Несмотря на теплый октябрьский денек в просторных комнатах центра с красным плиточным полом и простой деревянной мебелью было довольно зябко.

Алисса встречала нас уже на месте; секретарь на стойке регистрации и другие сотрудники тепло приветствовали ее. Она провела нас через холл в большую комнату, где мы дожидались прихода патронатной матери с младенцем. Патронатной матерью оказалась привлекательная, хорошо одетая женщина за сорок. Она принесла Монику и дала сотрудникам центра подробные инструкции по кормлению. Мы с Конни заметили, что ей не хотелось расставаться с малышкой, о которой она заботилась на протяжении последних нескольких месяцев. Наконец патронатная мать передала Монику Алиссе и в слезах покинула комнату.