Меня же словно током ударило. Я выгнулся дугой, в широко раскрытых глазах сверкала одна вспышка за другой. Жизнь, уже готовая на выход с вещами, устало вздохнула — опять мне, мол, терпеть от этого мира страдания. Ему, вона, сплошные удовольствия, а мне страдай, никакого спасения.

Сердце, готовое остановиться, заколотилось, словно ужаленное. Кислород — я как будто уже и забыл, что такое дышать живительным бальзамом — пробился в легкие с следующим вздохом, заставил закашляться. Мрачный жнец — я его не видел, но точно знал, что он где-то тут и прятался в тенях — оскорбленно выдохнул, решив удалиться восвояси. Может быть, прямо здесь он и собрал богатый урожай, но день был точно не его.

Я задышал тяжело и часто, будто вырывая у мира еще несколько мгновений жизни.

Эти секунды обращались в минуту, норовили стать целым часом. Алиску, наконец, выпустили — она рухнула передо мной на колени, вцепилась в меня, сжав в объятиях. На лежавший рядом труп ни она, ни я старались не смотреть.

— Как же ты меня настоебал, Рысев, — грязно выругалась старуха, захлопывая нажравшуюся черную книгу. Я не помнил точно, какой видел ее прежде, но мог с точностью сказать, что она выглядела толще.

Объяснений ждать было глупо.

— Вставай, живо! — скомандовала она. Меня же все еще трясло от мертвецкого холода. Могила, казалось, все еще звала меня в свои влажные, сонные объятия. Я облизнул высохшие губы, при помощи Алиски оказавшись на ногах.

Егоровна спешила в ту самую суперэлитную ложу.

— Где бы ты ни оказался, везде происходит какая-то… чертовщина. — Она усмехнулась собственной не самой удачной шутке, покачала головой, замедлив шаг. — Мне впору было бы предъявить тебе обвинение в государственной измене. Вызнать, как так вышло, что уснул весь зал, погрузившись в морок чужих фантазий, а ты снова молодцом скачешь по этажам. Но я не буду.

— Да что тут, мать его, вообще такое происходит? — спросил я, прекрасно зная ответ. Очередное покушение, которого ждала разве что не каждая собака в Петербурге. Мне вспомнилось, как однокурсники шутливо спорили друг с дружкой, на кого решат положить глаз заговорщики следующим. На замминистра иностранных дел? На городового? На…

Кто ж мог подумать, что сегодняшняя цель бесконечно знатна и невесть сколь ценна?

Наверно, Егоровна и могла подумать — молодчиков тут ждали. Едва ли не целая рота гвардии, засевшая на последнем, недоступном для других этаже, куча инквизаториев…

Я глянул в последний раз на скорчившееся на земле тело. И думать не хотелось, что в голове старухи возникло жестокое желание обменять чужую жизнь на мою. Смерть уходила неудовлетворенной девой, но не без добычи.

— Не расслабляйся, Рысев, это еще не конец. Я бы сказала, что это мелочь, только что случившаяся здесь — всего лишь ебаное начало. — Она разительно отличалась от той старухи с кистью в руках, рисующей проходы в адские глубины. Сейчас ей жутко не хватало мундштука, дымящейся сигареты, высокомерно задранного носа и раскрашенных в алый цвет губ, как у Стервеллы де Вилль.

— Иди со мной. И эту, свою… — Она окинула взглядом Алиску, подбирая для велески подходящее слово. — Нищенку свою тоже прихвати. Может, вы и оказались здесь случайно, но я найду применение и вам…

Глава 19

Егоровна, наверное, рассматривала людей исключительно со стороны вещизма. Будто перед ней щеголяли не леди и джентльмены, а туго набитые рублями кошельки, норковые шубы, каким-то чудом вставшие на ноги автомобили.

Наверное, если копнуть поглубже недра ее черной души, то там невозможно будет отыскать слово, хоть отдаленно похожее на «дружбу». Выручка, профит, возможность использовать — этих как раз было в достатке. Вместо меня с Алиской она зрела перспективы будущего карьерного роста и пушечное мясо. Знать бы еще только, на каком я месте…

— Зачем вы меня спасли?

— Любопытство вместо благодарности? — хмыкнула старуха. — Одобряю.

Я же покачал головой.

— Не очень похоже, чтобы вы что-то делали просто так. Обычно вам подобные просят «взамен» — пусть и не сразу.

— А ты довольно умен. Для чужака.

Я не знал, воспринимать это как похвалу или насмешку. Решил, что все-таки второе — чтобы Егоровна-то насчет меня была серьезна.

— Я хотел бы услышать объяснения, — не отставал. Старуха выдохнула, но не сбавила шага. Гул ее каблуков тонул в мягком ворсе ковра.

— Что конкретно ты хочешь услышать, Рысев? Это военная операция.

— А по мне все это очень похоже на диверсию. Собрать немало знатных людей в одном большом месте — ради чего? Вы умудрились запихнуть все яйца в единую корзину, а сейчас, когда хулиган собирается вышвырнуть ее из окна, заявляете, что все так и задумано.

— О, маленький князек. Не думала, что ты отважишься на столь дерзкие слова, чтобы обвинять меня в государственной измене. Как думаешь, в этом мире все зависит от меня?

Я не сразу понял ее вопроса, а ее улыбка стала настолько широкой, что норовила покинуть пределы лица.

— Не знаю, как там в родной помойке, откуда тебя явило провидение, но у нас решение, принятое одним ИЗ чиновников не является главенствующим. Намек понимаешь?

Я кивнул, как уж тут не понять-то? И в самом деле, глупо полагать, что за такими решениями стоит лишь один человек. Обвинить Егоровну в недостатке власти можно было вряд ли, да вот только рисковать жизнью представителя Императорской семьи — слишком даже для ее полномочий.

Увидеть бы хоть глазком этого самого представителя, столько разговоров о нем…

— Мы видели крадущегося по техническим балкам убийцу, — сказал я, словно пытаясь оправдать свое появление здесь. Старуха остановилась, повернулась ко мне, картинно похлопала в ладоши.

— И сколько с того времени прошло, юный князь? Час? Может быть, два?

Я закусил губу — сказать точно, сколько мы развлекались с охранявшими выход боевиками, было сложно. Глава инквизаториев позволила себе выдох.

— Мы услышали вашу мелкую возню пятнадцать минут назад. За это время можно было вырезать половину тех, кто сейчас сидит в зале, и это с ленцой. Тот паршивец уже давно нейтрализован — в отличие от твоей пустой головы, Рысев, тут хоть кто-то, а работает.

— Люди в зале.

Я прищурился, снова вспомнив, что там сейчас торчит весь цвет российской аристократии. Сколько бы ни было среди них скотов, относящихся к простым людям, как к