Теперь у его матери новая жизнь, в которой ему нет места. Да и на что он вообще надеялся? Даже если бы он написал ей письмо, это бы ничего не исправило. Пара строчек никогда не вернет ей годы, которые она провела, веря, что собственный сын люто ненавидит ее. Ни одни слова на свете не сотрут с ее лица морщины, высеченные горькими слезами. Возможно, новый ребенок сделает то, что Флинн сделать не смог: подарит его матери счастье.

Он зажмурился, выпустил весь воздух из легких и опять открыл глаза. Ангелы на потолке все так же смотрели на него, но теперь Флинн уловил в их взглядах страх. Алый дым поднялся вверх и скрыл за собой нарисованные небеса. Казалось, что от душераздирающего крика, раздавшегося возле алтаря, сейчас обрушатся стены храма.

– О Творец Всемогущий! Отец Юстас горит! Горит!!! – раздался чей-то возглас.

Один из прихожан подскочил к алтарю, снял пиджак и постарался сбить пламя с отца Юстаса, который неподвижно стоял, раскинув руки в стороны и задрав голову. Из его широко раскрытого рта вверх поднимался красный дым. Отец Юстас не шевелился и даже не моргал, будто ужас сковал его тело, превратив в живую статую. Алое пламя шипело на его вытянутых руках, упрямо подбираясь к лицу.

В храме началась паника. Юноши из хора, прижимаясь к стене, быстро направились к двери слева от алтаря, откуда они и вышли. Прихожане с испуганными лицами ринулись к выходу, и в узком проходе между рядами скамеек образовалась давка.

– Черт! Дело дрянь! – выругался Флинн. – Тай, быстро уходи отсюда!

– Что происходит? – спросил Тайло дрогнувшим от испуга голосом.

– Это не простой огонь, это суллема Безумного, я уверен в этом, – напряженно ответил Флинн. – Отца Юстаса срочно нужно напоить «Слезами единорога», иначе он умрет.

Он, бесцеремонно растолкав людей, бросился к проходу, но так и не смог приблизиться к алтарю: истеричный поток людей потянул его к выходу из храма.

– Не получается! Не получается потушить! – воскликнул мужчина, пытавшийся помочь отцу Юстасу.

Огонь перекинулся на его пиджак и лизнул руки. И второй душераздирающий крик, очень похожий на первый, заставил дрожать стены храма. Мужчина упал на колени и оцепенел. Он, вытаращив глаза, наблюдал, как кисти его рук превращаются в факелы, охваченные неистовым огнем.

Стоявшая неподалеку седовласая женщина не растерялась и, подбежав к чаше со святой водой справа от алтаря, сдернула свою шаль, намочила ее и набросила на руки мужчины. Не подействовало: шаль вспыхнула и разлетелась на тлеющие куски, которые, подхваченные горячим потоком воздуха, взмыли к потолку. Изо рта мужчины тоже повалил алый дым, и пламя покинуло его кисти, оставив на коже пузырящиеся ожоги, и поднялось выше – к локтям. Суллема Безумного пожирала его тело, как обычный огонь пожирает спичку, оставляя после себя лишь смерть.

Флинн умолял, чтобы его пропустили вперед, кричал, что может помочь этим двум несчастным, но обезумевшие от страха люди ничего не слышали. Сейчас им были важны только их собственные жизни. И тогда Флинн почувствовал себя настолько обессиленным, будто из него выдернули все кости. Он представил себя осенним листом, упавшим в горную реку. Бешеный поток нес его все дальше и дальше от цели, и Флинн ничего не мог сделать.

«Что-то рано ты сдалс-с‐ся», – прошипел голос в его голове.

«Шешан, это ты?» – мысленно спросил Флинн.

«Это либо я, либо твоя совесть, – ответил все тот же голос. – Неужели ты бросишь этих бедолаг, зная, что только ты можешь их спас-с‐сти?»

«Но как у меня получится спасти кого-то, если я даже себе помочь не могу?»

«Пока ты дышишь – все возможно…»

Мысли Флинна разбегались, будто переняли панику, царившую сейчас в храме. Что же ему делать? Как выбраться? Его бросало то в жар, то в холод, сердце точно разбухло и больше не помещалось в груди.

«Успокойся, немедленно успокойся! – сам себе приказал он. – Остуди голову и пораскинь мозгами!»

Флинн оглянулся и понял, что толпа подтолкнула его почти к самому выходу. Если он сейчас же не выберется из этой давки, то окажется на улице. И тут его взгляд привлекла тонкая деревянная колонна – она была совсем рядом. Флинн, недолго думая, вытянул правую руку и ухватился за нее. Толпа с криками протискивалась дальше, продолжая тянуть его за собой, и он боялся, что его пальцы вот-вот соскользнут.

«Нет, я не сдамся!» – упрямо повторял он в своей голове.

«Возьми немного моих с‐с‐сил», – прошелестел голос Шешана.

И тогда Флинн увидел золотое свечение, которое вырывалось из правого рукава куртки. Оно подползло к его пальцам, и те сжали колонну так сильно, что оставили вмятины на древесине. Флинн сделал рывок и с легкостью выбрался из потока обезумевших от страха людей.

«Спасибо, Шешан», – быстро поблагодарил он.

Проход между стеной и скамейками был таким узким, что Флинн по нему даже боком не пролез бы, поэтому он взобрался на спинку ближайшей скамейки и, умело балансируя (без помощи Шешана тут явно не обошлось), переступил на спинку следующей. Набравшись решимости, он начал свой путь, попутно пытаясь рассмотреть, что же творится у алтаря.

Языки пламени плотно обступили шею отца Юстаса, превратившись в ужасающий воротник. Мужчина с руками-факелами стоял на коленях и беспомощно смотрел, как его ладони рассыпаются в прах. Пытавшаяся помочь ему женщина никуда не ушла, она, забившись в угол справа от алтаря, сидела на полу, била себя кулаками по голове и протяжно выла, как раненое животное.

«Дело не просто дрянь, а наимерзейшая дрянь!» – подумал Флинн.

Преодолев последнюю скамейку, он прыгнул на каменный пол и поспешил к отцу Юстасу, решив сначала помочь ему. Флинн достал из внутреннего кармана куртки флягу и мысленно прошептал: «Слезы единорога». Одно быстрое движение – и крышка оказалась в его руке. Он приблизился еще, но языки пламени вокруг шеи отца Юстаса взмыли вверх, касаясь его седых волос. Едкий запах паленого ударил в нос, и глаза священника закатились так, что стали видны только белки.

«Осторожно, не дай суллеме проникнуть в тебя, – предостерег его Шешан. – Иначе ты не сможешь сразиться с Безумным, ты еще недостаточно силен, чтобы справиться с ним, будучи раненным».

«Но тут ведь нет Безумного, иначе бы я сразу заметил его», – мысленно произнес Флинн.

«Суллема не становится слабее и заражает других, а значит, ее источник где-то рядом», – пояснил Шешан.

Флинн понимал, что напоить отца Юстаса «Слезами единорога» и при этом не коснуться суллемы у него не получится: ко рту не подобраться.

– Раз нельзя напоить, попробуем потушить, – прошептал он и вылил на шею и руки отца Юстаса содержимое фляги.

Идея сработала! Пламя уменьшилось и превратилось из ярко-алого в бледно-голубое. Зародившееся счастье внутри Флинна сделало кульбит и сразу же полетело в обрыв разочарования. Его, как он думал, «блестящая задумка» провалилась: огонь очень скоро выпрямился и запылал с новой силой.