Теперь они по праву могли именоваться актерской цирковой труппой, потому что на манеж выходили все. Неискушенные зрители не требовали от артистов высокого профессионализма. Потому на "ура" проходили номера иллюзиониста, он же поручик Зацепин, он же по документам – Овчаренко, он же по сценическому псевдониму Ринальди. Видя восхищённые взгляды публики, слыша её горячие аплодисменты, двадцатидвухлетний поручик удивлялся, почему никогда прежде ему не приходила в голову мысль стать циркачом и бродить по дорогам?

Не последнюю роль в таких мыслях играло его всё возрастающее чувство к Ольге. Вадим боялся признаться в том, что уже не представляет себе жизни без юной княжны. Вряд ли прежде он, бедный дворянин, осмелился бы мечтать о подобной девушке. Но революция их уравняла, и потому теперь Зацепин был самым горячим её сторонником.

Ассистенткой иллюзиониста Ринальди стала Катерина. Никакое событие в труппе не проходило без её участия, всё ей было интересно, во все она вникала. Проснувшееся в ней любопытство к жизни, точно изголодавшийся зверь, требовало насыщения.

– Катька – вона така цикава 25, говорила молодая женщина о себе.

Поначалу Катерина молча следила за тем, как Аренский обучал начинающего фокусника. Потом подрядилась изготовлять для него нехитрый реквизит, и постепенно сделалась необходимой.

– Катя, где цветные платки? – спрашивал Зацепин.

– У ящику, – отвечала она.

– Катя, я не могу распутать узел на верёвке! Кто его так завязал?

– Аренский! Ты забув, вин казав, отак надо розвьязуваты.

И показывала, как, потому что тайком от всех тоже тренировалась в исполнении фокусов: она не привыкла делать что-то наполовину или спустя рукава.

Василий Ильич быстро исчерпал свои познания в вопросах цирковой магии, а начинающие иллюзионисты хотели совершенствоваться. И они стали придумывать фокусы сами, при фантазии Катерины и техническом воплощении Вадима.

Совместная работа разрушила непреодолимый прежде барьер: дворянин – крестьянка. Если с Ольгой поручику нравилось даже молчать, то с Катериной он полюбил разговаривать.

Герасим поначалу взревновал, но потом отступил: отношения фокусника и ассистентки протекали без намека на интимность.

С самого начала совместной работы поручик стал учить Катерину правильному русскому языку. Требовал, чтобы во всех формах общения, включая их горячие споры о жизни, она не переходила на украинский. Но если товарищи по искусству в цирковых вопросах были, в основном, единодушны, то в разговорах "о жизни" постоянно спорили. Причем поручик приветствовал революцию буржуазную, безо всякой там диктатуры, а Катерина, как ни странно, была ярой монархисткой. Без царя, считала она, народ вконец изворуется и сопьётся.

В минуты, когда её позиции ослабевали, хитрая хохлушка таки переходила на "мову" и так частила, что оппоненту приходилось переспрашивать и вслушиваться в её речь. В такие моменты Катерина обращалась к слушателям и, протянув в сторону поручика ладонь, говорила:

– Дывитесь, добры люды, вин не розумие, що мала дытына знае!

Поначалу при обсуждении костюма для Катерины Аренский предложил, чтобы она выступала в короткой блестящей юбочке из циркового гардероба. Этому категорически воспротивился Герасим, которого горячо поддержала Ольга. Номер, сказала она, должен вызывать восторг, восхищение, но никак не неприличные мысли. Остановились на русском сарафане, который сообща женщины расшили блестками. Единственно, на чём настоял Василий Ильич – на косе, заплетенной с алым бантом.

Ольга тоже освоилась и уже не пугалась публики. Аренский на пару с Алькой продолжали учить её умению падать, пружинисто вскакивать; её клоун становился всё смешнее. Публика неистовствовала, когда толстый, неуклюжий ковёрный превращался в худенькую симпатичную девушку, которая к тему же демонстрировала чудеса меткой стрельбы.

Обязанности хозяйственные в труппе распределились как-то сами собой. Герасим отвечал за тягловую силу – их единственную лошадь Кару: он кормил её и правил ею во время переездов.

Ольга взяла на себя обязанности костюмера и гримера. В стирке ей помогала Катерина. Остальное – пришить оторвавшийся позумент или приладить бант – было её заботой.

Катерина, кроме участия в представлениях, готовила на всех еду и вообще следила за снабжением, в чем ей охотно помогал Герасим, а контролировал – Аренский.

У самого Василия Ильича дел было невпроворот. Он был везде, без него в труппе не происходило ни одно событие.

Да и событиями могли считаться лишь представления в селах, где они ненадолго останавливались, да подсчет кассовой выручки: больше или меньше продуктов – в зависимости от того, сколько разноцветных армий проходило через этот населенный пункт.

Шла война, а потому, к сожалению, долго так продолжаться не могло. Ехали они привычным курсом на восток.

– У нас впереди вроде как город, – бросил через плечо правивший Карой Герасим. – Будем въезжать в него или, как обычно, в обход? Дело к вечеру идёт, пора бы и о ночлеге подумать.

– Конечно, объедем, – забеспокоился Аренский. – Город – это патрули, проверки, комендантский час. Контрразведка, наконец. А переночевать мы и в поле сможем. Нам для начала хотя бы рощицу небольшую, да чтоб ручеек какой-никакой.

Герасим остановил кибитку и повернулся к товарищам:

– Что лучше сделать, может, ещё подумаем? Город не всегда лучше объезжать, а к тому же крюки по несколько вёрст к дому нас не скоро приблизят.

– Мабуть, уперед пойимо, а тоди и размовляты будемо? – предложила Катерина.

И, поймав осуждающий взгляд Зацепина, сконфузилась.

– Я хотела сказать, что мы сегодня и так без обеда, а на сытый желудок совсем по-другому думается.

– Можно и мне сказать? – вмешалась Ольга. – Я, конечно, понимаю, что мы голодные, но лучше, думаю, остановиться там, где мы сможем и переночевать…

– Посмотрите туда! – прервал их голос Альки. Все посмотрели в ту сторону, откуда они ехали. По дороге под копытами десятков всадников клубилась пыль. Большой отряд военных верхом мчался к городу.

– Какие странные у них мундиры, – заметил Аренский.

– Это австрийцы, – определил поручик.

– Господи! – воскликнул в сердцах Василий Ильич. – Помяни черта, он и явится. Только подумал, что с документами, как и с легендами, у нас всё в порядке, – вполне можем проехать в город, а тут…

– Ещё же ничего не известно, – сказал Герасим и слегка стегнул притомившуюся Кару, чтобы она свернула на обочину дороги.

Австрийцы проехали мимо, а офицер, приподнявшись в седле, даже козырнул женщинам.

– Я же говорил, – обрадовался Герасим. – Нечего нам бояться!

– Там ещё какие-то всадники! – опять подал голос Алька.