Зацепин хмыкнул.

– Честно говоря, поначалу я тоже не мог понять, как это необученное мужичьё, – он покосился на Катерину: не обидел ли? – не просто бьёт, а прямо-таки вдребезги разбивает вымуштрованных немцев и австрияков. Потом понял: немецких генералов губит их извечный педантизм. Они, видите ли, желают воевать по правилам! И до сих пор не могут понять, куда вдруг девается огромная армия знаменитого анархиста после очередного сражения. Только что, кажется, была, и вот её уже нет! Ну всё, решают немцы, разбили, рассеяли, внушили страх и ужас. Но Соловей-разбойник герр Махно суёт пальцы в рот, свистит – и вновь армия под чёрными знаменами, ещё больше, чем была. И опять налетела без предупреждения, и опять колет-рубит, в плен не берёт и плюёт на все международные нормы.

Он улыбнулся женщинам.

– Простите, милые дамы, я, кажется, увлекся, – вам сие неинтересно.

Нельзя было не заметить, что молодые женщины слушали его, затаив дыхание, и им было интересно, но Вадиму захотелось порисоваться перед ними.

– Ты не прав, Вадим, что рассматриваешь нас только как милых дам, – нахмурилась Ольга. – Разве мы с Катей не доказали, что можем воевать наравне с вами?

– Якщо бандиты поручика убывалы, милые дамы узялы зброю 31, та и поспышылы на допомогу, – Катерина своё недовольство, как всегда, выразила на "мове".

Зацепин смутился. Он уже был не рад, что так неудачно пошутил. Герасим решил выручить товарища.

– Катя, Оля, охолонитесь! Чего вы на поручика напали? Воины вы, воины, никто и не сомневается! Подтверди, Вася.

– Амазонки! – преувеличенно строго сказал тот, посмеиваясь про себя их детским порывам.

Почему-то все, кроме него, тотчас забыли о странном поведении Ольги. Чего это вдруг она стала вещать? И видеть сквозь стены. Поручик приписал это нервам: перевозбудилась, вот и мерещится чёрт-те что! Но Катерина подобное в своей жизни видела. Её свекровь страдала приступами падучей, во время которой однажды предсказала даже свою скорую смерть.

Аренский Ольгу жалел. Он представлял вполне отчётливо, что за бесценный дар в ней открылся. Но он знал также, что это и тяжелая ноша, и боялся, что она окажется непосильной для хрупких девичьих плеч.

– Господа, поздравьте с удачной охотой! Сегодня навеселимся от души. Прошу любить и жаловать: одинокий краснопузый волк!

Юнкер Быстров и подпоручик Вяземцев застыли в картинных позах, давая полюбоваться остальным "добровольцам" своей добычей – привязанным за руки и за ноги к толстой жерди, которую они несли на плече, красноармейцем Яном Поплавским.

"Какой там волк! Жалкая полевая мышь не попалась бы так глупо! И на что? На мальчишескую уловку: протянули поперек тропинки веревку, а он споткнулся, упал, получил по голове, а когда очнулся – висел, связанный по рукам и ногам".

– Что у нас сегодня за пьеса, Вяземцев? – капризно спросил один из юнкеров. – Надеюсь, не распятие Иисуса Христа? Прежний-то крест мы давеча сожгли, а сколачивать новый – была нужда!

"Охотники" приладили жердь с висящим Яном между деревьями и отошли.

"Хоть бы с палки сняли, гады, – ругнулся про себя Ян, – будто и вправду кабан дикий, а не человек!"

– Ну, я не знаю, – растирая плечо, пробурчал Вяземцев, – не хотите распятие – придумайте что-нибудь другое. Жаль, от моря далековато ушли, можно было бы утопление фанатика организовать.

– А если аттракцион открыть? – предложил юнкер Быстров. – Человек-мишень. Видели, у красных теперь форма новая? Оденем ему этот шлем и будем стрелять в звезду!

Он вытащил из-за пояса буденовку Яна.

– Штабс-капитан в прошлый раз ругался, – заметил доброволец в полевой форме и черной казацкой папахе. – Обещал пять суток ареста каждому, кто будет в спектакле участвовать. Мол, для пленных у нас штаб имеется.

– Вот именно, – хмыкнул Вяземцев, – штабные за языка и стопку не нальют, а если что ценное из него вытянут, всё себе в заслугу припишут!

"У них рядовых нет, что ли?" – думал Ян, наблюдая за добровольцами под неудобным для себя углом, но это наблюдение хоть как-то отвлекало его от дурных предчувствий.

Со стороны лагерь этой деникинской части ничем не отличался от красноармейского: такая же поляна, такой же костер, только чувствовалось, что вояки здесь более опытные. Ян увидел окопы, хорошо замаскированные землянки. Красные спали в наспех сооруженных шалашах, а то и вовсе под открытым небом.

Какой-то офицер в наброшенной поверх кителя шинели читал книгу при свете костра, и по лицу его блуждала усмешка.

– Вы, господин прапорщик, конечно, наше занятие презираете? В вашей офицерской школе такое не преподавали, – нарочито любезно обратился к нему подпоручик Вяземцев.

– Никак нет, господин подпоручик, – прапорщик привстал, поклонился и опять сел. – В офицерской школе нас учили действия старших по званию не обсуждать.

Говорил он внешне спокойно и бесстрастно, но чувствовалось, что эти два офицера не любят друг друга.

– Вяземцев, перестаньте цеплять Степуру, – вполне дружелюбно, но с приказной ноткой в голосе сказал офицер с погонами поручика. – А если кому что-то не нравится, всегда можно найти для отдыха другое место – лес большой. Вон и разведчики костер наладили. Небось, нашему улову завидуют. Им в рейде ничего, кроме трупов, не досталось. Давайте, друзья, "языка" нам во всей красе покажите, что это он у вас до сих пор мешком висит?

Яна сняли с жерди и поставили на ноги. Он покачнулся и упал.

– Ноги затекли, – буркнул прапорщик, глядя на подчеркнуто неуклюжие попытки двух юнкеров поставить пленного в вертикальное положение.

Остальные хохотали.

– Хорошо бы все наши враги были такими беспомощными, не правда ли? – заметил поручик.

Яну эти слова показались обидными, и он, как только смог упереться в землю, уперся и остался стоять, исподлобья глядя на пленивших его.

– Обождите! – прапорщик рывком вскочил с пня и подошёл к Яну.

– Как твоя фамилия? – спросил он.

– Поплавский.

– Господа, – прапорщик обернулся к зрителям, – вы не поверите, одно лицо! Лет восемнадцать назад – меня всего полгода, как призвали на службу у нас в полку случилась невообразимая история. И фамилия новобранца тоже была Поплавский. Да, тесен мир!

– Расскажите, прапорщик, расскажите, – попросил тот же капризный юнкер, и Ян подивился тому, что мужчина кокетничает, точно девушка.

Прапорщик усмехнулся.

– Ну, какой из меня рассказчик? Да и у вас, судя по всему, совсем другой план действий.

– Вы уж нас совсем-то зверями не выставляйте! – нахмурился Вяземцев. А ля гэр ком, а ля гэр! 32 Перед нами не беззащитный ребенок, а представитель воюющей стороны.