– Ну, как вам объяснить, Артем Андреевич? – криво улыбнулся Лущенко. – Я тут недавно смотрел передачу по телевизору – о том, как прекрасно у нас все в пенитенциарной системе. Ну, в колониях, тюрьмах, изоляторах, лагерях.

Павлов удивленно поднял брови, но перебивать не стал.

– Так вот, там был сюжет, – вздохнул подследственный, – выступает хор мэров российских городов…

Мэр на мгновение замолчал, и в кабинете повисла мертвящая тишина.

– Знаете, словно какой-то невидимый манипулятор приучает людей к мысли: мэры, губернаторы – это все воры, казнокрады, жулье, одним словом. – Лущенко горько усмехнулся: – Словно сидит где-нибудь за стеной кремлевской эдакий прожженный кукольник и дергает за нитки телевизионных деляг. А ну-ка, Корней Львович, покажи-ка мне коррупционеров. Как – нету? А ну, бегом по всем волостям! Раз – и выкопали пару сюжетов. Здесь асфальт не закатан, а здесь мусор на тротуаре. – Голос Лущенко задрожал от обиды: – А вот машина мэра! А вот его дом! И никого не волнует, что машина – вовсе не мэра, а начальника милиции, а дом – вообще соседа-банкира. Кампания по борьбе с мэрами – это вам посильнее «Фауста» будет…

Лущенко опустил голову и обхватил ее руками. А Павлов хмыкнул, глянул на часы и с грохотом пододвинул прокурорский стул поближе.

– Что ж, Игорь Петрович, вы лучше других знаете, как проводятся кампании. Но сейчас главный вопрос не в этом.

– А в чем же? – поднял голову мэр. – Ясно же, что дело – политическое! Заказное! Чтобы и меня в тот же мэрский хор поставить!

Павлов тревожно глянул на часы и упреждающе замахал рукой. Но мэр уже вскочил и, сверля адвоката яростным взглядом, уперся руками в стол:

– Или вы тоже думаете, что я преступник?! Я что-то не пойму, вы – мой адвокат или помощник прокурора?!

Павлов выставил ладони вперед:

– Игорь Петрович, выслушайте меня, прошу. Мы можем сколько угодно рассуждать на политические темы, но ни на миллиметр не продвинемся в защите. А ведь вы здесь по другому поводу. И задачи у вас теперь совсем другие.

– Ну? – стиснул челюсти мэр.

– Нам с вами, – глядя в упор на подзащитного, произнес Павлов, – нужно избрать позицию. И ничего важнее для вас теперь быть не может. Уж поверьте.

Гудок. Еще гудок. И еще гудок. Алена стиснула телефон изо всех сил:

– Ну же! Ответь!

Снял трубку. Отвечает тихо, прикрывая микрофон:

– Алло! Если можно, перезвоните мне через час. Я сейчас не могу говорить…

Алена взвилась:

– Алло! Алло! Господин Павлов! Артем! Это Алена! Сабурова!

– Да? Секунду! – послышались какие-то шорохи и приглушенные голоса.

Видимо, прикрыв трубку, адвокат с кем-то еще разговаривал. Затем в трубке вновь зазвучал голос:

– Алена! Аленушка!

Алена обмерла. Это был Игорь.

– У меня все в порядке. Мы уже работаем. Все будет хорошо.

Алена растерянно моргнула.

– Нам дали минуту поговорить, – торопливо продолжил муж. – Все будет хорошо! Я не один. Павлов тебе все расскажет, если я… Ну, если придется остаться. Все, не могу больше! Не волнуйся! Целую! – в трубке послышался шорох, какой-то треск, шум и… наступила тишина.

– Алло! Алло?

Телефон молчал.

Она тут же набрала тот же номер еще раз, и еще… и еще! Напрасно. Вызов проходил, но ей никто не отвечал.

– Зар-раза!

Алена не знала, что следователь имеет право как разрешить телефонный звонок, так и запретить. И тем более ей не было известно, что с недавних пор во многих следственных учреждениях, а в следственных изоляторах в первую очередь, заставляют сдавать все имеющиеся электронные приборы. Вплоть до электронных часов и калькуляторов. И лишь через двадцать минут беспрерывного набора все того же номера Павлов неожиданно откликнулся:

– Да, Алена Игоревна! Это вы?

– Да-да, Артем Андреевич! Это я. Я! Рассказывайте немедленно! Что происходит?

– Алена Игоревна, прежде всего, не волнуйтесь. Судя по скоропалительности их действий, на вашего мужа ничего толком нет.

– А что же им нужно?! И кто это «они»?! Кто эти люди?

– В данном случае мы имеем дело лишь с обвинением. Это – прокуратура. Кто стоит за делом? Можно догадаться. Давайте лучше встретимся. Тем более у меня есть для вас сообщение.

– Да-да, конечно! – заторопилась Алена. – Подъезжайте ко мне. Лучше в офис. Хотя нет. Боюсь, что они могут туда прийти в ближайшее время. Стойте на месте, где стоите. Я еду к вам.

– Стою. Жду.

Ядовито-зеленые стены и железное хлопанье дверей обдавали холодом и таили угрозу.

– Принять правее! Прижаться к стене! Не разговаривать!

Конвойный отдавал команды чуть охрипшим от вечного бронхита и дешевых сигарет голосом, но четко.

Шедшие навстречу зэки испуганно прижались к стене и отвернулись. Один, помоложе, скосил глаза в сторону конвойной процессии, и внимательный конвоир тут же отплатил ему увесистой оплеухой:

– Куда зыришь, чушка?!

От удара зэк испуганно зажмурился и чуть присел. Но мимолетного, мгновенного взгляда хватило, чтобы разглядеть нового обитателя СИЗО № 1.

Не узнать его – с широким скуластым лицом, с бородкой клинышком – было невозможно.

Вот он грузно прошагал мимо застывших заключенных, и шаги его глухо оборвались в самом конце коридора. Донеслось противное лязганье ключей и засовов. Заключенный зашел в камеру. Грохнула тяжелая железная дверь. И первый тюремный день всенародно избранного мэра, отца семейства, почтенного гражданина, заслуженного спортсмена, благодетеля и попечителя, начался.

Сериканов торопился, но не слишком. Выдав операм Гулько и Пятакову ровно то, что они запросили, он первым делом погрузился в собственные архивы, и к вечеру вся ближайшая неделя была расписана по часам. И, конечно же, Роберт начал с главного.

– Рашид Абдуллаевич, – первым делом позвонил он прокурору, – я тут просмотрел старые протоколы комиссии – похоже, мы отказали вам в расширении необоснованно. Каюсь, проглядел.

Джунгаров – на том конце провода – шумно сглотнул, и Роберт решительно его дожал.

– Будет у вашей дочери квартира, – заверил он, – во вторник заседание. Только одну справочку освежите…

Затем был звонок председателю горсуда Егориной, затем – Доронину… и каждый новый звонок заставлял измученных неизвестностью людей воспрянуть и наконец-то поверить: мы – команда! О нас помнят…