Антон дегустировал вино и сделал официанту такую же точно, как мама, дежурную улыбку одними уголками рта. Почему меня это взбесило, не знаю, но очень захотелось двинуть в челюсть.

А салфетки!.. Они раскрыли сложенные треугольники и оба одинаковым основательным жестом разгладили их на коленях.

И руки!.. Руки у них оказались тоже одинаковыми – широкое запястье, крепкая ладонь, тяжелые объятья…

Боже мой! Ели они тоже одинаково. Аккуратно, как хирурги, работали ножами и жевали так энергично, что я при всем желании не могла за ними успеть. Я бессознательно спешила их догнать, но у меня не получалось, мясо комкалось во рту, и мне казалось, что меня толкают в спину: «Давай! Шуруй быстрее! Чего ты чванишься!»

Когда они прикончили шашлык, я успела промусолить всего три кусочка, а эти монстры попивали вино, синхронно откинувшись в креслах, и животы у них выпирали как близнецы. Мы с сыном еле-еле доползли до чая, на сладкое нас не хватило.

– А я попробую десертик. – Роза Михална ткнула пальцем в меню.

Тирамису она, конечно, выбрала, не блинчики, не кекс.

– Тирамису, – сообщила Роза и показала официанту зубки.

Я рассматривала мужа, поражаясь, как быстро из хрупкого нежного мальчика он превратился в танкер. В точную копию ледокола «Роза». И как вообще я очутилась с ними за одним столом? Прагматики! Да нам же, в сущности, и не о чем поговорить! О чем мне разговаривать с мудрейшей Розой? О цветочном бизнесе?

«Почем цветочки?» О продаже кормов? «Какие нынче обороты?» Сад-огород мне тоже еще обсуждать рановато… Я молча волоклась за ними в номер по дикой изнуряющей жаре, смотрела на две одинаковые крепкие задницы, и мне хотелось дать пинка обоим.

И, что удивительно, это напряжение не проходит сию секунду. Эффект продолжается некоторое время, и даже находясь через стенку соседнего номера. Роза не перестала меня раздражать.

Я упала в кровать, и кровать меня тоже взбесила. Когда мы заселялись в номера, донна Роза проверила матрасы и выбрала тот, что удобнее. Из душа я вышла, как обычно, в одном полотенце, скинула его на пол, легла в постель рядом с мужем и снова с раздражением обнаружила – ну никакого у меня либидо не осталось! Никакого!

…На третий день я захотела к маме на ручки или назад, в жаркий город, в свою пыльную съемную квартирку.

Из-за этого раздражения моя семейная жизнь чуть было не закончилась. Я почти утонула из-за своей физической слабости и тонких нервов. Почему? Потому что…

После обеда море стало штормить. Таким, как я, не нужно было и соваться в воду. Ведь было объявление по радио, я слышала, что на соседнем пляже утонул мужчина. Но я полезла все равно со всеми вместе и еще ругала про себя того утонувшего мужика, который испортил своей семье отпуск. «Наверно, пьяный в зюзю был», – подумала я так, не представляя даже, насколько в этом мире легко утонуть.

К берегу прибивались высокие волны, темные с белыми гребешками. Они хлестали так, что войти было невозможно, и люди вылетали из воды, как теннисные шарики. Но эти танкеры, Антон и его мамочка, решили поплавать на глубине. Они рванули! Своими мощными руками они подмяли волны под себя и головой пробили первый водяной заслон, а дальше море подхватило этих двух бегемотов.

Я болталась сзади, я не могла налечь на весла, потому что у меня слабые нежные ручки и потому что сын мой висел со мной рядом в спасательном красном жилете. И как всегда, в одну секунду – на воде все происходит очень быстро – ребенок мой рванул за папой, волна его подкинула, и за мгновение он оторвался от меня на несколько метров.

Я поплыла за ним и первым делом заорала: «Антон! Антон!..» Я звала мужа, чтобы он обернулся и увидел ребенка. Это меня и сгубило. Не надо орать. Не надо орать там, где орать бесполезно.

Волны шумели громче, чем я. Мой голосишко в этом грохоте никто не слышал. Я пыталась выпрыгнуть из воды повыше и увидеть, где сын, где муж. Красный жилет с ребенком уплыл далеко, он мелькнул пару раз, когда его, как мячик, подкинуло на белый гребешок. И я опять заорала: «Антон! Антон!..» И тут волна меня ударила по роже и опрокинула на голову целую ванну соленой воды.

Но что вы! Я не испугалась, вынырнула, выплюнула воду и опять заорала: «Антон!» Вторая волна, сильнее и выше первой, наказала меня за упорство. Я нахлебалась воды, а воздух глотнуть не успела. Третья волна накатила мгновенно, ее гребень навис надо мной капюшоном, на голову рухнула тонна воды, и эта тяжесть меня притопила.

Волны пошли одна за другой, отдохнуть не давали, не выпускали меня на поверхность. Я не успела выплюнуть воду, не успела вдохнуть, руки быстро устали… Да, я пыталась грести ногами, конечно, изо всех своих сил я толкалась, но… Что вы думаете, много мне надо? Я даже нырять не умею. Господи! Как же слаб, как же слаб человек! И чего же мы строим из себя – кто монстра, кто королеву, когда мы все – несчастные еноты, которых даже самый маленький шторм утопит с легкостью всего за несколько подходов.

Ножки мои дрыгались, дрыгались, а потом перестали. Эта жуткая беспомощность, когда висишь под водой, как в застрявшем лифте, это животное смирение перед стихией меня не испугало, нет, но очень сильно удивило. Воздух кончился, и я подумала, не то чтобы со страхом, скорее почему-то со стыдом: «Нежели я сейчас утону?» И вдруг во мне проснулась кровь родимой мамочки. Я заорала сама на себя, молча, но очень громко: «Дура! Лахудра! Овца! Тут до берега двадцать метров! Рванула быстро вправо! Там буйки!»

Очередная волна на секунду замешкалась, и мне хватило одного мгновения, чтобы вдохнуть и повернуться к ней спиной. Вода меня швырнула как котенка, и в живот мне врезался железный канат, на котором висели буйки. По этому канату я выползла на берег. Смотрю – а там, на горизонте, с волны на волну перекатываются эти танкеры, мой муж и его мамочка. Я увидела красный жилет своего ребенка между ними и пошла к шезлонгу.

Народ плескался на мелкоте и визжал от радости, а я сидела тихо-тихо под махровым полотенцем. И у меня не осталось никаких претензий к этой жизни и никакого раздражения. Только холодно стало и ужасно захотелось есть. А там мужик ходил по пляжу с ведром вареной кукурузы, и я купила с перепугу штучек десять.

Мое семейство выбиралось на берег. Сын хохотал, муж улыбался с чувством выполненного долга, Роза Михална кряхтела на острой гальке: