и обозлилась. Я все время поступаю неправильно. Знаешь, Шелли сказала мне одну вещь. Что ее обижает один человек, но не мой папа. А я ей: пошли в полицию. Мы потому и побежали, когда ее мама за ней погналась. Не хотели, чтобы она нас поймала и остановила. Я заставила Шелли думать, что это очень срочно. Накрутила ее. Вот она и не видела ничего вокруг. Я дала ей плохой совет.

Чарли слез с подоконника, встал во весь рост. Джулия подумала, что он ей не поверил. Или вообще ужаснулся. Сейчас задернет занавески. И тут он произнес:

— Иди к своей задней двери. Там встретимся.

— Правда?

— Да.

Он, будто отражение в зеркале, дождался, пока она отойдет, потом отошел тоже.

Она спустилась с лестницы на цыпочках. Дом знала назубок, свет зажигать не понадобилось. Добралась до задней двери, обнаружила там Чарли. Он редко проявлял непослушание. Слишком сильно любил родителей. У Джулии возникло чувство исключительности, как в то утро в Стерлинг-парке, когда он взял ее за руку.

Он помахал Джулии сквозь стекло. Показался ей старше, чем раньше. И еще она никогда не замечала, какая у него красивая кожа. Совершенно чистая, не в прыщах, как у нее.

Джулия открыла дверь. Смотреть на него было страшно, видеть его рядом — приятно. Приятнее, чем Дейва, сообразила она, потому что в Дейве была какая-то жесткость. С ним, даже перешучиваясь, приходилось оставаться настороже: в любой момент может сказать что-то обидное.

Они прошли через кухню. Он шел не сзади, а рядом, рта не раскрывал. Вместе они поднялись наверх, в единственное подходящее место — ее спальню. Она закрыла дверь, включила ночник. Кровать была застлана: папа настаивал, чтобы все соблюдали порядок. Сейчас это оказалось кстати. А вот садиться на кровать она не хотела, потому что тогда и он сядет. Они будут вместе сидеть на кровати.

Она села на подоконник. Он подошел, взглянул наружу, на свой собственный дом. Рассмотрел его в новом ракурсе.

— Давно хотелось выяснить, как он отсюда выглядит, — признался Чарли.

— И как он выглядит? — спросила она.

Он пожал плечами. Легонько улыбнулся — губы скорее розовые, чем красные. Оглядел ее комнату, плакаты с Билли Айлиш и Руби Бриджес, стопку манги. Взгляд задержался на красных хлопковых трусиках на полу — их она не убрала. Пожалела, что это не модная «неделька», как у Шелли.

— Вы собирались пойти в полицию? — спросил он.

Джулия кивнула:

— Ее избивали. Предложила я, но она согласилась. Мы вместе приняли решение.

I — А кто ее избивал?

— Ее мама.

Джулия опасалась, что, если рассказывать всем подряд, она тем самым предаст Шелли, но вот слова прозвучали, и с души камень свалился. А значит, она поступила правильно.

Чарли шумно выдохнул. Она ждала шквала вопросов в духе Чарли. Когда ее били? Как часто? Шелли не думала обратиться к школьному психологу? Джулия вообще уверена, что это правда, потому что Шелли любила приврать? Но Чарли откликнулся так:

— Это ужасно. Я тебе верю, но это ужасно… Я все гадал, чего вы с ней там так надолго застряли. Боялся, что она тебя обижает.

— Нет, этого не было. Мне кажется, ей хотелось поговорить со мной наедине. Но она так запуталась, что не знала, что дальше делать, ну, кроме как вести себя так, как она вела.

— Ага, — произнес Чарли.

Он стоял перед ней. Она подвинулась, чтобы и он поместился на подоконник. Окно так и было открыто, спины их — у всех на виду. Пристраиваясь, он поднял руку, обвил ее талию. Рука прижалась к ее животу, потом передумала, ослабла. Ей нравился его запах дорогого стирального порошка и прет-целей.

— Тебе так нормально?

Она кивнула:

— Мне в этом доме очень одиноко. Хорошо, что ты здесь.

Чарли посмотрел на нее так, что взгляд отдался у нее в грудной клетке.

— А что еще происходило с Шелли?

— Все это продолжалось довольно долго. Как часто — не знаю. И ее, в общем-то, волновали не побои. У меня в Бруклине были знакомые ребята — их постоянно колотили, а они только смеялись. Ей тяжело было держать это в тайне. Поэтому она так вредничала. Ей казалось, что она сходит с ума, — объяснила Джулия. — Шелли думала, мы все знаем ее тайну. Все знаем и даже не пытаемся помочь.

Чарли осмыслил ее слова. Кажется, не удивился. Джулия вспомнила его рассуждения про дом № 118— какое это совершенство.

— А ты знал? — спросила она.

— Вроде как догадывался, — ответил он. — Но про такое же не спрашивают. Уж тем более таких, как Шелли. Ну и Дейв же сказал, что у всех свои проблемы.

Она прижалась к нему. Рука его потрепыхалась, потом приняла решение. Легла ей на бедро. Она уронила голову ему на грудь и опять заплакала. На нем была футболка с «Джайентс» и шорты, все теплое и влажное от пота.

— Мне так жаль, что я ничего не сказала и не сделала. Может, тогда бы она не упала, — произнесла Джулия между всхлипами. — И у нас не было бы неприятностей.

— Ничего страшного.

— Правда?

— Ну не знаю, но ты ни в чем не виновата.

Она распрямилась. Глаза у него тоже были мокрыми.

— Ты чего?

Он всхлипнул. Подышал, пока не взял себя в руки.

— Мне все кажется: вот, самое плохое уже произошло, а потом происходит что-то еще хуже… Обвинение против твоего папы — это плохо. Потом весь квартал начинает его травить, даже мои родители, и это еще хуже. Выясняется, что миссис Шредер мучила Шелли, а мы ничего не знали. Как ей, наверное, было тяжело. Это тоже плохо. Но знаешь, что хуже всего?

Джулия покачала головой.

— То, что она там, Джулия. Она, Шелли. Она упала в провал и, наверное, погибла — а я с ней знаком с пяти лет. Я брал у нее бальзам для губ, мы вместе ходили в бассейн, в третьем классе я делился с ней попкорном, а теперь ее нет. Выходит, человек может просто уйти из твоей жизни, а ты даже попрощаться не успеешь. Мне грустно, но это не навсегда. Я про нее забуду. И это хуже всего. Мы все будем жить дальше, пока не умрем, а потом дальше будут жить другие.

Чарли плакал, хотя и пытался это скрыть. Джулия мягким движением заставила его отвести руки от лица.

— Ты ее не забудешь, — сказала она. — Я ей посылаю мысленные сообщения. Выталкиваю их из головы и бросаю в провал. Говорю, что я ее люблю. Говорю,