Ему было поручено сообщить герцогу и герцогине, что их жизни в опасности, что британская секретная служба планировала убить их или в Португалии, или на Багамах, и что их единственным спасением было вернуться в Испанию под предлогом охотничьей экспедиции, чтобы их не обнаружили в Лиссабоне. Его мрачное предостережение, сделанное на мысе с весьма подходящем названием Челюсти ада, было подкреплено содержанием письма от их друга, герцога Мигеля Примо де Риверы, которое было передано герцогу во время напряженной встречи.

Эдуард прочитал письмо три раза, которое, помимо прочих предостережений, сообщало, что испанский министр внутренних дел имел информацию, которую мог передать герцогу только в разговоре лицом к лицу. Поведение экс-короля было по понятным причинам серьезным, когда он обдумывал столь неожиданные новости. Принимая во внимание изгнание его и его жены из своей страны, мысль об убийстве была не такой уж и невозможной. (Позднее покойная Диана, принцесса Уэльская, была охвачена схожими опасениями.) Герцог попросил 48 часов на раздумья.

Предупрежденные британцы отправили подмогу в лице тучного адвоката и доверенного лица герцога, Вальтера Монктона. Он вместе с бухгалтером герцога, Грэем Филлипсом, и его камердинером, Пайпером Алистером Флетчером, прибыл в Лиссабон спустя несколько часов после нервной секретной встречи герцога со вторым испанским эмиссаром.

Прибытие трио кардинально изменило настроение. Очаровательный, общительный и забавный Монктон был всегда долгожданным гостем, который знал кучу сплетен и историй. Однако он часто был вестником плохих новостей. Этот случай не стал исключением, Монктон выполнял «странную миссию» от лица британского премьер-министра.

Как и Дон Анхель, он тоже привез письмо, в этот раз от Черчилля. Премьер-министр решил дать серьезный совет и «предупредил нового губернатора Багамских островов, чтобы тот отказался от любых высказываний, которые бы шли вразрез с британским правительством».

Он написал:

«Множество недружелюбных ушей сейчас навострились, готовые поймать любую зацепку, что Ваше Королевское Высочество имеет взгляд на войну или на немцев, или на „гитлеризм“, который отличается от взгляда британской нации и парламента. Многие злые языки будут распространять небылицы.

Даже пока вы были в Лиссабоне, разговоры по телеграфу через различные каналы, которые могли быть использованы не на благо Вашего Королевского Высочества. Существует опасность использования всего того, что вы скажете в Соединенных Штатах, что нанесет вам вред и укажет на расхождения с британским правительством. Я так опасаюсь, что что-либо омрачит успех, который, я уверен, ждет вашу миссию. Мы все проходим через время огромного стресса и страшной опасности, и каждый шаг нужно делать с большой осторожностью».

В дополнение к мрачному настроению письма Черчилля, «надежный эмиссар» Британии должен был сообщить герцогу и герцогине о неминуемой опасности и рассказать, что немцы планировали их похищение. Когда герцог с недоумением спросил: «Но чем мы можем быть им полезны?» Монктон объяснил, что в случае захвата немцами Британии, Гитлер планировал посадить герцога обратно на трон в надежде разделить народ и ослабить их решимость сопротивляться.

В ответ герцог сообщил Монктону о британском плане убить его и его жену в Португалии или на Багамах. В это судьбоносное воскресенье он был так напуган поворотом событий, что отказался назвать источник этой информации. Только после того, как Монктон согласился телеграфировать в Лондон, чтобы герцогскую пару сопровождал детектив из Скотланд-Ярда в их поездке на Багамы, он наконец согласился отправиться туда.

Как только им выделили телохранителя, герцог отправил записку в одну строчку Черчиллю, подтверждая дату отъезда – 1 августа. Немцам понадобилось немного времени, чтобы узнать о решении герцога, Шелленберг написал в своем дневнике содержательную фразу: «Уилли этого не хочет». Гитлер, согласно мемуарам Шелленберга, даже слышать об этом не хотел, приказал немедленно похитить герцогскую чету. Учитывая их усиленную охрану, этот приказ был непрактичным.

Герцог встретился со вторым испанским эмиссаром Доном Анхелем, как и договаривались, два дня спустя. Его ответ был разочаровывающим, по крайней мере, для немцев и испанцев. Суть его высказываний заключалась в том, что это было неподходящее время, чтобы быть вовлеченным в переговоры, которые противоречили приказам его правительства и которые только спровоцируют его оппонентов и подорвут его влияние и престиж. Он добавил, что мог предпринять действия на Багамских островах, если будет необходимость.

Сомнения у герцога остались. Всего за день до отъезда «очень обеспокоенный» герцог встретился с испанским послом Доном Николасом для последнего обсуждения. Дипломат призвал герцога не уезжать из Европы, сказал, что Британия должна иметь «силу в резерве, которая смогла бы противостоять неизвестному в будущем. Может наступить момент, когда Британия захочет опять видеть вас во главе, следовательно, вы не должны уезжать далеко».

Это был тонкий аргумент, льстивый и разумный. Он сказал подобное и президенту Салазару, его аргумент отражал международный статус герцога:

«У меня всегда было такое впечатление, что герцог, несмотря на свой темперамент, может быть козырем в политике умиротворения; я все еще думаю, что он и сегодня должен сыграть свою роль, при условии если он не слишком далеко. Такие козыри не так многочисленны, чтобы ими можно было пренебрегать или позволить им быть уничтоженными».

Еще одна последняя отчаянная мольба исходила от его хорошего друга, первого эмиссара Дона Мигеля, который прилетел в Лиссабон, чтобы задержать их. Он встретил жесткое британское сопротивление в лице Монктона, который потребовал доказательства заговора Британии против герцогской четы. Когда Дон Мигель попросил несколько дней для сбора доказательств, Монктон даже слушать его не стал. Однако он согласился на просьбу герцога, что когда они приедут на Бермуды, Монктон лично заверит их, что было безопасно ехать на Багамы. Об их благополучии так беспокоились, что сам Черчилль попросил Адмиралтейство предоставить крейсер для конвоирования пассажирского лайнера через Атлантику. Бывший первый лорд адмиралтейства был проинформирован, что каждый военный корабль был необходим в случае вторжения в Великобританию.

В последней попытке фон Риббентроп решил показать свое лицо, по крайней мере, посредством доктора Санто Сильву, который принимал у себя Виндзоров. В телеграмме послу Гюне он изложил информацию, которую доктор Сильва должен донести до герцога.

Когда доктор Сильва будет обсуждать вопрос, он должен сослаться на «авторитетный немецкий источник», а не на самого фон Риббентропа. Доктор Сильва должен был сказать герцогу следующее:

«Германия действительно хочет мира с английским народом. „Клика Черчилля“ стоит на пути этого мира. После тщетной попытки фюрера апеллировать к здравому смыслу, Германия намерена заставить Англию заключить мир всеми средствами власти. Хорошо, если герцог будет готов для дальнейшего развития событий. В этом случае Германия будет готова тесно сотрудничать с герцогом и расчистить путь для любого желания герцога и герцогини».