Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разрез
План 2-го этажа
Вид от Парка Дружбы. 1980-е годы
Но в этой «неуникальности» сливались не только приемы и технологии, слипались и комкались образы. К концу 1970-х от всего многообразия общественной жизни осталось одно партсобрание, стать которым стремился любой концерт и спектакль (к чему скатывалась и Олимпиада – в отсутствие честной конкуренции, что было обусловлено бойкотом). Поэтому обкомы той эпохи мало отличимы от музеев Ленина, те – от концертных залов, а они, в свою очередь, от стадионов. Учитывая же то, что Евгений Розанов успел к этому времени построить музеи Ленина в Ташкенте и Самаре, театры в Орле, Хабаровске и Курске, здание Совмина Узбекской ССР, Дом Советов в Туле и Дворец дружбы народов в Ташкенте, неудивительно, что Дворец спорта «Динамо» напоминает все и сразу. Тем особым советским избытком монументальности, который только в этом случае (спорт как демонстрация силового превосходства) и кажется уместным.
Идет стройка. 1979
С. Филимонов. Дворец спорта в Минске. 1966
Впрочем, все функционально – даже те самые стеклянные щели, которые освещают парадные лестницы, делая процесс «загрузки» зрителей почти праздничным. Вообще для зрителя здесь много приятностей: открытая терраса с видом на парк, куда так славно выйти в антракте, а главное, конечно, минимум неудобных мест. Поскольку предназначался зал для камерных видов спорта (олимпийцы играли здесь в гандбол, а сегодня дворец стал главным волейбольным центром страны), с торцов поля трибун почти нет, что обусловило симметричность всего объема, который легко перевоплотился в «корабельность». Для спортсменов же главным удобством стало впервые примененное полихлорвиниловое покрытие пола, на котором почти не скользишь.
Эффектны наружные лестницы, неожиданные на главном фасаде, и стилобат, который ловко подхватил горизонтальный ритм балконов 15-го микрорайона Химки-Ховрино, встающего за его спиной. Но теперь ничего этого не видно, все вокруг застроено под завязку, а вместо Научно-технической библиотеки, простоявшей недостроенной почти 30 лет, вырос жилой комплекс. Так что гармоничного развития жителей микрорайона все равно не получилось.
Макет
55. Центральный дом туриста (отель «Аструс») 1968–1980
АРХИТЕКТОРЫ В. КУЗЬМИН, Е. ГОРКИН, Е. ЗОРИНА, В. КОЛЕСНИК, А. КОЛЧИН, И. НИЛОВА, А. ТЯБЛИН
ИНЖЕНЕРЫ В. ГОФМАН, Ю. КОПЫЛОВ, В. МУРАТОВА
ЛЕНИНСКИЙ ПРОСПЕКТ, 146
ЮГО-ЗАПАДНАЯСамая высокая гостиница Москвы отбрасывает «тень» в виде стилобата, где размещалась штаб-квартира всего советского туризма
Очередной советский долгострой. И слово это в данном случае – не избитый образ, а нудная реальность: стройка началась в 1971 году и растянулась на 10 лет. Однако удивительным образом проект нисколько не мутировал – притом что именно в 70-е происходит дрейф от модернизма к постмодернизму, что отражается на многих сооружениях. Правда, сказать, что проект сохранил изначальную «шестидесятническую чистоту», тоже нельзя: потому что он уже в момент своего создания был сложнее, чем «стекляшки» 60-х: Гидропроект [16], Госстандарт [19], «Интурист»…
План 2-го и 4-го этажей
Вид с юго-запада. 1980-е годы
Сама по себе композиция – вертикаль с номерами и горизонталь с инфраструктурой – для гостиницы не то что логична, а даже почти трюизм. Все ровесники ЦДТ так и выглядят: «Спорт», «Орлёнок», «Спутник», «Молодёжная»… Но нигде этот контраст не заострен до такой степени: ЦДТ – самая большая по этажности из московских гостиниц (35 этажей, 138 метров), а стилобат ее – самый протяженный (128 метров). Но при этом, если стилобат параллелен проспекту, то башня развернута к нему под углом 45 градусов. Этот эффектнейший ход имеет под собой сугубо практическое объяснение: башня ориентирована точно по оси «север – юг», а значит, в номерах нет ни палящего дневного солнца, ни хмурых московских утр. Но точно так же, с севера на юг вытянуты и все дома окрестных кварталов. То есть в процессе освоения территории на сетку улиц легла сетка застройки, а комплекс ЦДТ увязал два этих вектора: стилобат следует проспекту, башня – соседним домам. Так что – при кажущейся скульптурности – это вовсе не «свободная постановка» в духе 60-х, а осмысленная градостроительная прописка.
Но и башня – уже не просто пластина, которая гордо противостоит окружению, как вышеназванные «стекляшки». Потребность делать контраст нового и старого мягче за счет дробления нового зодчие ощущают уже в конце 60-х, и первый раз расщепляют монолит в таллинской гостинице «Виру» (1972). Правда, ее авторов раскритиковали за то, что они не дали постояльцам видов на старый город, развернув отель к нему боком. Но сделали они это ровно затем, чтобы минимизировать ущерб, чтобы башня отеля поменьше «фонила» за красотами средневековья! Здесь же, в отличие от Таллина, созерцать было нечего, недаром именно Тропарёво фигурирует в начале фильма «Ирония судьбы» (1976) как образец унылой типовой застройки. Но дух от высоты все равно захватывает, не случайно авторы размещают на последнем этаже ресторан (чего при всей очевидности сделать в Москве еще никто не решался).
И именно эта высота манифестирует заботу авторов о городе. Расположенное у самого края Москвы, да еще в низине, здание обязано было стать «маяком». И если в 80-е оно выглядело как небоскреб на опушке, то и сегодня – в гуще новой застройки – оно не потерялось, чему помогает не только рост, но и разная высота двух объемов, и оригинальное их завершение – не