Считалось, что эти машины сырые, недоведенные и гордиться тут нечем. Поэтому то, что сохранились те концепты, которые стоят у нас в музее, – настоящее чудо». Среди чудес был полноприводный внедорожник «Москвич-2150» (1973), проигравший битву за тираж горьковской «Ниве»; и первый минивэн «Арбат» (1987), выпущенный в одном экземпляре; и т. н. «космолет» «Истра» (1985), и первый советский электромобиль «Москвич-2335» (1992)…

Не самые комфортные авто в не самом приспособленном здании – но вопрос удобства вообще никогда не был первым для советского научно-технического прогресса. Он был не про комфорт, а про будущее. Гагарину тоже было неудобно в его креслице, но разве ж в этом дело! Увы, максима академика Туполева («Красивый самолет – полетит») так и не стала руководством к действию. В музее эти автомашины будущего (что уже само по себе парадокс: будущее – в музее) завораживали, но на улицах они так и не появились. Впрочем, и НЛО летали только в кино. А летающая тарелка, построенная хозспособом, это и вовсе уже какая-то пепелаца с гравицапой из фильма «Кин-дза-дза» (1986)…

Интерьер. 1990-е годы

«Покупаете “Москвич”? Берите два – они часто ломаются!» Завод не выдержал конкуренции с западным автопромом и в 2006 году был объявлен банкротом. Вслед за ним, в 2008-м закрылся и музей. Часть экспонатов перекатили в Музей ретроавтомобилей на Рогожском Валу; в здании пытались открыть автосалон, но безуспешно; в 2015 году решили использовать под ресепшн новой гостиницы, но в 2022 году бездарно снесли.

58. Пресс-центр Олимпийских игр (Агентство Печати «Новости»; МИА «Россия сегодня») 1975–1980

АРХИТЕКТОРЫ И. ВИНОГРАДСКИЙ, В. АНТОНОВ, А. ДУБОВСКИЙ, Ю. ЮСИМ, Ю. КАЛМЫКОВ, С. ФАЙБИСОВИЧ

ИНЖЕНЕРЫ М. БЕРКЛАЙД, С. ХАДЖИБАРОНОВ, Н. ГОРШКОВА, Э. СОЛДАТОВ

ЗУБОВСКИЙ БУЛЬВАР, 4

ПАРК КУЛЬТУРЫ

Архитектура пресс-центра по-журналистски многовалентна: она «подыгрывает» и комплексу Провиантских складов, и ратуше Бостона

В советские времена здание АПН считалось образцовым примером того, как современная архитектура вписывается в историческую среду. Действительно, в предыдущие десятилетия новое вторгалось в старый город грубо, исповедуя в лучшем случае принцип контраста. Осознание среды как ценности приходит в 60-е: «Мы больше не можем провозглашать: “Разрушайте и дайте место для новой архитектуры”», – говорит американский архитектор Пол Рудолф. До СССР веяние докатывается в начале 70-х, в 1973 году в Москве появляется 8 «заповедных» зон, где будут пытаться не сносить.

Здание АПН – на краю одной из них, и авторы делают вид, что берут в расчет главный «гений места» – комплекс Провиантских складов (магазинов), построенный в 1831 году Фёдором Шестаковым по образцовому проекту Василия Стасова (что это не Бове и не Жилярди, было доказано лишь в 1947 году во время борьбы с космополитизмом). При этом шедевром здание долго не считали, используя его в соответствии с изначальным хозназначением: гараж Министерства обороны был выведен оттуда лишь в начале двухтысячных. А в 2009 году здесь открылся Музей Москвы.

«Единство планировочного масштаба, общий характер пластического решения, тонкое соответствие членений фасада», – такими хвалами в адрес «вежливого» соседа полнятся советские книжки. Но при всем том здание АПН не только в два раза выше складов, но и тектоника его полностью противоположная: оно расширяется кверху, тогда как стены складов, как контрфорсы, утолщаются книзу. И пресловутое соответствие структуре, по сути, инверсивно: трем глухим объемам складов соответствуют три такие же по объему пустоты здания АПН.

«Вынимая» эти объемы из тела постройки и превращая их во дворы, авторы создают ощущение, что город таким образом «вливается» в сооружение. «Здание пресс-центра монументально в своих формах и в то же время носит приветливо-открытый характер», – пишет журнал «Архитектура СССР» в 1980 году. На деле дворы почти никогда не были открыты (в одном из них пару зим заливали каток), сегодня их и вовсе перекрыли высокие заборы, обеспечивая должную неприступность былому флагману гласности и открытости.

Все эти натяжки про «диалог прошлого с настоящим» были призваны лишь прикрыть тот очевидный факт, что громада нового комплекса разрушила последний фрагмент Садового кольца, в 70-е годы еще сохранявший цельную старую застройку. Правда, призрак мегаздания витает над этим районом весь XX век: в одном его углу долго планируют Дворец Советов, позже и рядом – гигантский музей Ленина, а прямо за Провиантскими складами в 1972 году проектируют музей революции. Да и сами склады стали в XIX веке таким же «взрывом масштаба», так что укрупнение было неизбежно. Но интересно другое.

Под флагом контекстуальности авторы протащили неприкрытую аллюзию на архитектуру того самого Рудолфа, который в 70-е годы становится главным кумиром советских зодчих, сменяя Корбюзье и Миса. У комплекса АПН есть прямые аналоги: здание администрации штата Массачусетс в Бостоне (Пол Рудолф, 1972) и соседнее с ним здание ратуши (Герхард Колмен и Майкл Мак-Киннел, 1969): те же растущие кверху объемы, постепенно расширяющиеся этажи, эдакая «недобрая тяжесть», покоящаяся на мощных пилонах и символизирующая ту самую новую тектонику, когда технический прогресс позволяет зданию не становиться легче кверху, а наоборот, тяжелеть.

П. Рудолф. Администрация штата Массачусетс в Бостоне. 1972

Этот поздний извод брутализма не похож на его раннюю версию, на архитектуру Смитсонов, Стерлинга и Ласдана – английских «сердитых молодых людей», протестовавших против засилья интернационального стиля. Но зато он очень удачно подошел советской власти, которая искала новый образ своим погрузневшим и закосневшим идеалам. Поэтому мотивы Рудолфа легко найти в горкомах и обкомах позднего СССР, но также в универмаге «Московский», ДК АЗЛК («Москвич»), МГИМО. Из этой архитектуры ушла вся легкость и прозрачность модернизма 60-х (которые еще тлеют в стоящем напротив здании издательства «Прогресс» (1976) с его ленточным остеклением, ножками первого этажа и тяжко парящей призмой зала на крыше), а сложность новой эпохи символизируют запутанные отношения горизонтальных и вертикальных членений.

Конкурсный проект Музея революции. 1972

План 1-го этажа

И если уж чем архитектура АПН и соответствует тяжеловатому ампиру Провиантских складов, то как раз этим настроением заматеревшей триумфальности. Плавно сменяя классицизм, ампир не отменил его ордерного строя, но утрировал его материальность, вещественность, возвел в культ глухие плоскости, полуциркульные окна, лепной орнамент с милитаристским уклоном – посредством всей этой тяжеловесности и монументальности создавая героическое настроение. И этот суровый дух николаевской эпохи, отправившей недавних победителей Наполеона во глубину сибирских руд, идеально созвучен позднему застою, также стремившемуся