– Моя дочь останется со мной! – рявкнул, впечатав меня в свою грудь. Упираясь в него, я стояла на носочках, а лицо Якова было в паре сантиметрах от моего. – Никогда, – обжёг дыханием. – Никогда не предлагай мне того, что ты предложила, Мирослава.

– Я тебе ничего не предлагала! – толкнула его, и он разжал пальцы. Я сразу же отпрянула. Коснулась свитера у шеи, и смогла нормально вдохнуть. – Я только сказала…

– Сказала?! – от удара о стол одна из чашек всё-таки упала, вслед за ней на кафель полетели ложки. – Ты сказала, мать твою?! Тогда тебе лучше заткнуться и не говорить вообще!

– Отлично! – выкрикнула я. – Так и сделаю! Тебе не человек рядом нужен, Серебряков, а машина для подчинения! Купи себе куклу, она точно будет молчать! Никаких проблем, Серебряков! И лезть она тоже не будет ни в твою жизнь, ни в твои дела! – подошла близко. Меня колотило от гнева, от обиды и теперь уже нахлынувшей боли. Горькой, жгучей и разъедающей, как яд. – Только вот что, – яростно, – ты ей будешь не нужен. Потому что кукла – всего лишь кукла. Она не будет любить ни тебя, ни твою дочь, – на секунду замолчала, глядя на него, видя всё те же тёмные молнии в глазах. – Хотя… Тебе это ни к чему. А вот твоей дочери… – качнула головой и, не договорив, выскочила из кухни, потому что ярость кончилась. Остались только боль и горечь, а с ними – горячие и бессмысленные слёзы.

Глава 44

Мирослава

Стоя у окна в спальне, я видела, как Яков вышел из дома. Стремительно прошёл к машине, а когда подоспевший охранник что-то сказал ему, махнул рукой. Сквозь шум затихающего дождя до меня донеслись отзвуки его голоса.

– Нет, я сказал, – рявкнул Яков на охранника. – Пошёл отсюда!

Следом раздался хлопок дверцы. Я облизала солёные губы и вытерла щёки, хотя это было бессмысленно. Слёзы так и продолжали течь, как и струи воды по стеклу.

Внедорожник сорвался с места и понёсся к воротам. Я провожала его взглядом до тех пор, пока он не скрылся из вида. Ворота закрылись, а я всё так и стояла у окна, глядя на опустевший двор. Девка…

Ещё утром мне казалось, что наши отношения изменились, что кольцо на пальце уже не формальное обозначение принадлежности, а символ большего. Ошиблась? Неужели я ошиблась и приняла желаемое за действительное? Но как же его слова?..

Не знаю, сколько бы я так и смотрела в окно, если бы не пискнувший на постели телефон. Мне не хотелось знать, что там пришло, тем более, не хотелось никому отвечать. Но я всё-таки заставила себя найти мобильный средь помятого покрывала. Опять незнакомый номер…

«Завтра в пять», – я сразу же поняла, кто прислал сообщение. – «Кофейня «Облако». Я не шутил, когда сказал, что буду ждать, пока ты не придёшь».

Стас… Вернулась к окну и положила телефон рядом. Хотела написать ему, что он может не ждать – всё равно не приду. В прошлую субботу не пришла, не приду в эту и во все последующие.

«Откуда у тебя мой номер?», – отправила вместо этого и сразу получила ответ:

«Не считай меня последним кретином, Мира. Я могу достать номер женщины, которую люблю».

Отбросив мобильный, я сжала подоконник пальцами. Во мне разом схлестнулось столько чувств, что было не разобрать, где и что. Но главные – злость и боль. Любит?! К чему мне всё это?! И что он хочет этим показать?! Поздно, Стас… Слишком поздно. В подтверждение кольцо тихонько стукнулось об угол. Жена… Девка…

– Мирослава, простите, – после короткого стука в дверь, услышала я робкое.

Вытерла слёзы и обернулась. На пороге стояла горничная.

– Простите, – повторила она. – Там Майя…

– Что случилось? – спросила, не сумев выровнять голос. Неловкость девушки стала заметнее. Но беспокойство в её взгляде заставило меня позабыть о собственных переживаниях. Не успела она ответить, я пошла к ней.

– Она беспокойно спит, – горничная отступила, когда я оказалась на пороге спальни.

Уснула Майя рано, не было ещё и девяти. Прошло не более двух часов. Только-только двор подсветили фонари.

Горничная пошла было со мной к детской, но я сказала, что разберусь сама. Тихо зашла в уютную комнату и сразу же услышала шумный вздох. Майя тихо застонала во сне, и сердце в который раз дрогнуло. Слёзы потекли по лицу. Что, если я просто самоуверенная дура? Не просто же так бывшая жена Якова решилась уйти от него, оставив свою крошку… Что может сделать мужчина с любящей его женщиной? Любила ли Лариса мужа, и любил ли он её? Способен ли Яков на подобные чувства?!

– Самое нежное солнце, – потихоньку запела я, – самый тёплый огонь.

Кошка пушком на оконце,

Шёрсткой своей под ладонь.

Спи, мой котёнок пушистый,

Спи, моя милая дочь.

Свет луны серебристый

Пусть разбавит ночь…

Едва слышно я напевала колыбельную, сидя на полу у постели. Пальцами касалась одеяла и смотрела на тёмную полоску неба между шторами. Слёзы то высыхали, то снова наполняли глаза, и я ничего не могла сделать с этим.

Колыбельная закончилась, и в тишине остался только шум снова усилившегося дождя и беззвучное дыхание Майи.

Заставив себя подняться, я пересела на постель. Прислушивалась, боясь снова услышать тяжёлый детский вздох или стон, но малышка больше не ворочалась.

– Спи, мой котёнок, – прошептала я и, наклонившись к ней, поцеловала в волосы. Закрыла глаза, вдохнула карамельно-сладкий запах её шампуня и прижала пальцы к губам, сдерживая всхлип.

Неужели её отец ничего не понимает?! Что будет дальше? С ним, с его девочкой, со мной? Что?!

Ещё около часа я провела в детской и, только убедившись, что всё в порядке, спустилась вниз. Проходя по первому этажу, увидела свет в дальнем крыле.

Прошла к залу и остановилась в дверях, увидев Якова. Он сидел на скамье, откинувшись на стену, а рядом с ним… Рядом лежал букет.