— Я влюбилась. — Официант подлил мне виски, и яподошла к Анжеле. В Marc Jacobs она выглядела бесподобно.

— Я тоже, — кивнула моя подруга.

Дениса окружили мужчины, и он лениво рассказывал им что-топро футбол. Удивительно, но глаза его собеседников почти горели. Это любовь кфутболу или алкоголь? Наверное, и то и другое вместе.

Денису было привычно находиться в центре внимания, и нельзясказать, что ему это не нравилось.

Катя оживленно разговаривала с Данилиной.

Я хотела сообщить им, что влюбилась.

Они не давали мне вставить слово.

— Прямо заказывать сны? — восхитилась Катя.

— Да. — Ира просто кивнула. — Над этим мысейчас и работаем.

— Все-все-все, что хочешь? — не могла поверитьКатя.

— Ну, пока то, что Schlossberg предлагает.

— А что они предлагают?

— Объясните мне, — попросила я. Я забыла проСтаса. — Тоже хочу сны заказывать.

— Ирка будет продавать наволочки с рисунком. И то, чтонарисовано на них, будет тебе сниться, — объяснила Катя.

— Здорово. — Я удивилась.

— Есть очень красивая коллекция «Сны в Японии», —рассказывала Ира так, как будто речь шла о совершенно обыкновенныхвещах, — или «Негреско».

— Это отель в Каннах? — уточнила я.

— Вот! — обрадовалась Катя. — Я бы купила!Пусть мне снится Лазурный Берег! Там всегда так весело! Но я останавливаюсь в«Du Cap».

— Я принесу шампанское, — решила я.

Идти не пришлось.

Официант вырос из-под земли как снеговик-боровик в сказке.Или кто там в сказке из-под земли вырастал?

— Ира, за твой талант! — провозгласилаКатя. — И за то, чтобы наволочки со снами достались всем желающим!

— Но у нас приоритет! — уточнила я. — Мы жедрузья!

— Спасибо, — сказала Ира. И нам с Катейодновременно захотелось ее поцеловать.

Я закажу себе наволочку с тортом «Наполеон». И как я его ем.

В какой-то момент я поняла, что сижу совсем одна.

Все танцевали, подходили друг к другу, смеялись. Я думалапро Стаса.

Я думала про него каждой клеточкой своего тела, каждымзавитком своего мозга.

Он сразу ответил на мой звонок.

Он говорил, что не может работать, что все время думает обомне.

Я хохотала.

Он говорил, что в его жизни это в первый раз.

Я подливала себе виски.

Он говорил, что бешено ревнует меня.

Я строила глазки плечистому охраннику.

Он сказал, что соскучился.

Я уже готова была поехать к нему прямо сейчас.

Сработала давнишняя привычка. Не принимать решений послеприема алкоголя. Особенно решений на сексуальную тему. Надо быть леди — лучшелишний раз не дать, чем дать лишний раз.

Мы договорились, что он завтра будет звонить.

Снежаннин день рождения приобрел особый смысл.

Я пошла танцевать. С Пузиком. Мы познакомились, когдаодновременно начали отнимать микрофон у «Иванушек Интернешнл».

Снежанна танцевала с Антоном.

* * *

Головная боль наутро была страшной. А еще говорят, чтоизумруды обладают лечебными свойствами.

Пенталгин помог, как всегда.

Я позвонила свекрови. Новостей не было. Они неперезванивали.

Поговорила с Мадам. Сайд заболел. Высокая температура,кашель.

— Наверное, что-то готовится, — сказалаМадам. — Он не выходит из своей каморки.

— Не спускайте глаз, — попросила я. —Пожалуйста.

Я лежала, накрывшись одеялом с головой.

Простым одеялом. Которое не могло защитить меня отрадиоволн.

Оно показалось мне бесполезным и не мягким.

Старым.

И я сама показалась себе старой тоже.

Рембо не отвечал.

Я не жила. Я просто пережидала время.

Мне должен был звонить Стас.

Главное — не думать о таджиках. И о любовнике свекра.Главное — вообще не думать. Все утрясется само собой.

Как всегда.

И еще все — позавидуют.

И у меня будет молодой любовник. Для этого не обязательнобыть гомосексуалистом.

Вот о чем думать приятно.

Нельзя даром растрачивать космическую энергию, как говорилжених моей приятельницы Валентины, когда она начинала фантазировать на темусвадьбы. Надо думать только о хорошем.

Я буду думать о Стасе.

Я закрыла глаза. Теплое солнце бабьего лета грело мои веки.

Я загадала: если он позвонит сейчас, значит, все будетхорошо. Если буду счастлива я — значит, будут счастливы все. И любовник, исвекор — все. Если он позвонит сейчас, значит, кто-то там наверху любит меня изаботится обо мне. А значит, и обо всех, кого я люблю. А может быть, такпредначертано свыше и свекор снова влюбится в свою жену? И они будуттрогательно носить друг другу пледы и грелки?

А потом умрут в один день?

Я бы сама хотела так провести старость. Я попыталасьпредставить Стаса состарившимся. Ничего не получилось. Перед глазами былатолько его улыбка. И его губы.

Я думала о нем, и мне хотелось петь. Громко.

И даже не притворяться, что у меня есть слух.

Хотя это не была любовь.

Я помню, как это бывало, когда я влюблялась.

Мне хотелось, чтобы объект моей любви сходил по мне с ума.Чтобы он думал обо мне каждую секунду, и чтобы не было для него ничего важнее,чем мои капризы. Чтобы он замирал, глядя на меня. Чтобы он скупал весьцветочный рынок и весь цветочный рынок, как прессованная ветчина, умещался вмоей машине. Чтобы я просыпалась оттого, что слышала его голос в телефоне, изасыпала, слыша его голос в своем сердце.

Ничего этого мне не нужно было от Стаса.

Удивительно, но я просто хотела оказаться с ним в однойпостели. И чтобы мы никуда не спешили. И чтобы занавески были такими плотными,что ночь могла длиться бесконечно. Когда я думала об этом, мое тело покрывалосьмурашками и кружилась голова. Я была десять, нет, уже одиннадцать лет замужем иродила ребенка. Ничего подобного со мной раньше не происходило. Как же я жила?

Я хотела заниматься с ним любовью, и желание было такимогромным, что сердце в бешеном ритме стучалось прямо об кожу. Я хотела быть сним, и мне было абсолютно все равно, что будет потом.