Оказывается, история не грустная.

Вероника, зная наверняка, что Игорь за ней следит, устроилаему театр одного актера.

Она зашла в «Soho» и вышла из него вся в новом.Продемонстрировав ему, какая она настоящая женщина. Деньги тратит со вкусом ибез сожаления.

Потом она села в машину и поехала в Петровский парк.

Там она долго собирала с земли осенние листья. Потом села напервую попавшуюся скамейку и просидела на ней целых два часа.

— Я чуть с ума не сошла со скуки, — смеяласьВероника.

Потом она театрально всплакнула и не менее театральновыбросила сухие листья. Продемонстрировав, какая она романтическая натура. Носпособная на поступки.

Через несколько часов они помирились.

Через несколько часов они поссорились опять.

— Я уйду от тебя! — закричала Вероника.

— Уходи, — улыбнулся ее муж, — я знаю, гдетебя искать.

— Где? — очень естественно удивилась Вероника.

— На твоей любимой скамейке. В парке, — ответилИгорь, потупив взгляд.

Вероника хохотала.

— Представляешь, какой идиот!

Я кивнула и налила нам кофе. Davidoff. Банка стильная.

* * *

Мне позвонила свекровь. Она рыдала.

Я доехала до нее за полчаса, пристроившись на Кутузовском зачерным БМВ, мчавшимся с мигалкой по разделительной полосе. Гаишники удивленносмотрели вслед моему «фольксвагену», а я делала вид, что я машинасопровождения: ехала не четко сзади, а чуть-чуть сбоку, словно прикрывая БМВ.

Свекровь оказалась в котельной дома. Я искала ее довольнодолго. Среди красных блестящих агрегатов фирмы Buderus, на фоне красныхкрашеных стен моя свекровь смотрелась очень органично. Она была в золотистомшелковом халате. Уверена, надевая его, она четко знала, где пройдет этамизансцена.

— Реснички, говоришь? Подружка? — рыдала моясвекровь.

Через какое-то время я поняла, что у моего свекра естьлюбовник.

Не собачка, не девица — любовник.

— Ты представляешь! — возмущалась она сквозьслезы.

Как будто это могло быть новостью. Как будто ее муж улетел вкосмос. Или починил утюг.

Мне очень льстило то, что своим зрителем она выбрала именноменя. И немного пугало.

— Я с ним про косметику, про наряды, и все вродехорошо! Вот, думаю, молодец Никита. Мы правда прям подружки стали, и вдруг это!

— Он сам вам сказал? — осторожно спросила я, не доконца уверенная в границах ее откровения и не зная толком, могу ли я вообще кэтим границам подходить.

— Да влетел ко мне в спальню, как сумасшедший! Оралтак, что ты бы не поверила!

— Из-за чего?

Котлы периодически вспыхивали и хлюпали.

— Да его кто-то похитил, кому он, на хер, нужен, а онорет, что это я организовала! Ты представляешь?

Я представляла. Что я беспомощная, самоуверенная, глупая инапыщенная. Что я вообразила себе, что на что-то способна. Что из-за меня,возможно, пострадал человек. Что этим человеком могла оказаться я сама. Или мойребенок. Стало страшно. Захотелось остаться в этой красной котельной навсегда.Просить прощения. У свекрови, у всех остальных.

Просто умереть. И пусть никто никогда не произносит моегоимени. Чтобы не было стыдно.

Раствориться в пространстве. Стать невидимой.

Свекровь что-то говорила мне. Ее губы двигались как взамедленной съемке. Потом поплыли куда-то в сторону, словно были маской дляХэллоуина, которую сняли с лица.

Я потеряла сознание.

Когда я открыла глаза, я показалась себе вареной морковкой вкрасной эмалированной кастрюле. Кружилась голова.

Я попила воды. Интересно, обмороки — это признак возраста?Или просто давление?

— Мы все знаем, — сообщила Мадам, — непредставляю, как это произошло. Мы следили за домом, но похищение не коснулосьего обитателей.

Я вдруг поняла, что если бы хотели похитить меня, тообязательно похитили бы. Это уже не шутки.

Любовник позвонил свекру на мобильный два часа назад.

— Тебе нужно отдать им миллион, — сказал онхриплым испуганным голосом. И добавил: — А то они меня убьют.

— Где ты? — закричал свекор. — Что произошло?

— Меня все время бьют, они… — Телефон разъединился, втрубке раздались гудки.

Они перезвонили снова минут через двадцать.

— Собирайте деньги. Мы сообщим, когда совершимобмен. — Голос был торопливым и наглым.

— Дайте мне поговорить с ним! Дайте ему трубку! —закричал свекор.

— Нет.

Снова раздались гудки.

— Любимый мой! Маленький мой! Где ты? — шепталсвекор, не обращая внимания на свою жену.

Она стояла в дверях, и ее разрывали на части жалость иненависть. Части были равными.

— Ты знала! — закричал свекор. — Тызнала! И ничего не сделала! Никита, ты же сказала ей?

Я кивнула. Они смотрели на меня. На какое-то время япочувствовала себя персоной VIP в этом доме.

Телефон зазвонил в руках свекра, и он чуть не выронил его отволнения.

— Алле, — прошептал он в трубку, — скажи мне,они в масках? Они в масках?… Мальчик…

По его лицу было ясно, что разговор оборван на том концетелефона.

— У него на глазах повязка, — сообщил онжене, — это хороший знак.

— Значит, они не собираются его убивать, —подтвердила моя свекровь.

— Замолчи! — Свекор вскочил с кресла и забегал попериметру гостиной. — Это я убью тебя! Если это твоих рук дело! Я убьютебя! Ты поняла, старая стерва?!

Они стояли друг перед другом, и он был похож на взбешенногомальчишку, только что пережившего уличную драку, а она… Она тонко улыбнуласьодной половинкой рта и, красиво взмахнув рукой, ударила мужа по щеке с такимвидом, словно она гранд-дама, которая отхлестала веером зарвавшегося кавалера.Кавалер удивился, но виду не подал.

Мы втроем сидели в гостиной, и каждый думал о своем.

Я — о том, что я во всем виновата.

Свекор — о том, как плохо «его мальчику».

Свекровь — о чем думала свекровь? Интересно, хватило у неедушевных сил на то, чтобы не желать зла любовнику своего мужа в такой ситуации?

— Заявлять нельзя, — сказала свекровь.

— Будем давать деньги, — кивнул свекор. —Только бы с ним ничего не сделали…