Одно дело – биодобавки с айхерба, совсем другое – колоть что-то в ребенка. По чьему назначению? Насколько это безопасно? Лиза опустила чашку, встала и зашагала по кухне. Вся эта ситуация нравилась ей все меньше и меньше. Вот снова Ника уже несколько недель болеет, причем, последнюю неделю вообще лежит в больнице. Антон несколько раз ходил ее проведать.

Хлопнула дверь. Лиза обернулась. В кухню вошел Антон.

– Пришел посмотреть, как там моя цианотипия, – объяснил он, походя к подоконнику и беря в руки рамку.

– Что за ерунда? – нахмурился он, вглядываясь в стекло.

– Что такое? – Лиза подошла поближе.

– Ничего, – ответил Антон. – В прямом смысле ничего. Смотри, – и он протянул Лизе картину. Она присмотрелась, но сначала ничего не поняла.

– Не посинела, да? – догадалась, наконец, она.

– Ни капли. Хотя два часа почти прошло. Должна была!

Антон аккуратно убрал рамку со стеклом и выложил лист бумаги на стол. Убрал прикрепленные формы узоров. Ничего. Лист, как и был, оставался бледно-голубым. Никаких узоров на нем не отпечаталось. Никакой реакции на солнечном свету не произошло. Антон выглядел весьма разочарованным. Лизе даже стало его немного жаль.

– Может, ты с пропорциями напортачил? – предположила она. – Помнишь, ты на глаз решил делать?

Антон помотал головой.

– Не думаю. Если бы дело было в этом, хоть какая-нибудь реакция все равно бы была. Ну, было бы слишком светло или слишком темно. Но тут совсем ничего! – Антон закусил губу и думал.

Потом отправился в свою комнату, а через минуту вернулся с планшетом.

– Придется искать ответы у мирового разума! – объявил он и углубился в поиски.

Лиза тем временем взялась готовить обед. Через пятнадцать минут Антон торжественным голосом произнес:

– Вынужден с прискорбием сообщить, что я полный болван. А также неуч и невежда. И еще совсем плохо знаю химию, что легко объяснить тем, что в этом году она у нас только началась. Знаете ли вы, в чем заключается фокус цианотипии?

Лиза улыбнулась и покачала головой.

– А в том, что под действием солнечного света между кровяной солью и лимонным железом происходит химическая реакция, в ходе которой образуется… та-да-да-да-дам! Правильно, берлинская лазурь! А там, куда солнечный свет не попадает, например, под закрепленными листочками-цветочками, эта берлинская лазурь не образуется, и остаются светлые неокрашенные пятна. А я взял и все залил уже готовой глазурью. Естественно, ничего не произошло. Никакой реакции. А я-то думал, зачем там два ингредиента, когда можно сразу берлинскую лазурь использовать! А оно вон как. Вот, тут даже формулы есть, смотри.

Лиза не очень-то хотела смотреть на формулы, но Антон был так воодушевлен, что она все же подошла к планшету.

– Вот, это формула кровяной соли, – Антон ткнул пальцем в набор букв и цифр:

C6N6FeK3

– А это лимонное железо:

FeC6H5O7

– А вместе они дают берлинскую лазурь! Вот она:

Fe4[Fe(CN)6]3

– Что мне непонятно теперь, так это то, зачем маме Ники нужна эта берлинская лазурь, если она для цианотипии бесполезна!

Лиза, не отрываясь, смотрела на экран. Она, конечно, была не сильна ни в химии, ни в формулах, но она была полностью уверена – одну из этих формул, ту, что начиналась на Fe, она видела на руке у Лины. А еще – на рисунке Ники. В голове у нее не укладывалось, что все это могло означать, но интуиция подсказывала ей, что все это очень и очень нехорошо.

– Мам! Мам!

Лиза оторвалась от экрана и взглянула на Антона.

– Ты слышишь меня? – Антон удивленно глядел на нее.

– Нет, прости, задумалась. Что ты говорил?

– Я говорю, надо спросить у тети Лины, зачем ей эта берлинская лазурь, если она для цианотипии не нужна. Может, Ника ошиблась?

– Ты говоришь, видел берлинскую лазурь у Ники дома? А где именно?

– Ну, в коробке с лекарствами, которые она пьет. Она сама тогда удивилась и сказала, что мама, наверное, положила эту баночку туда по ошибке. Что это для цианотипии.

– А что там было в этой баночке – такой же вот синий порошок?

– Ну да, точь-в-точь. А еще таблетки были такого же цвета, ну это что-то другое уже было, наверное.

Лиза лихорадочно думала. У нее было ощущение, что ей в руки попали кусочки паззла, который нужно собрать в единое целое. Она вертит их в руках один за другим, примеряется, но никак не может увидеть общую картину. Берлинская лазурь. Порошок. Таблетки. Цианотипия. Коробка с лекарствами. Уколы. Татуировка с формулой. Шапочки. Длинные рукава. Черт возьми, что все это может значить?

– Но если берлинская лазурь не для цианотипии, то для чего же еще? – вдруг спросил Антон.

Лиза посмотрела на него. В голове мелькнуло какое-то смутное воспоминание.

– Антон, помнишь, ты говорил мне, как прочитал что-то про берлинскую лазурь и какой-то яд? Что она помогает при отравлении каким-то ядом? Как там было?

Антон наморщил лоб, стараясь вспомнить.

– А, ну да. Я читал, что в одной школьной столовой тетка-повар добавляла яд в еду, потравила сколько-то там человек. Детей и учителей. Кто-то умер даже. А берлинская лазурь используется как противоядие к этому яду.

– А что был за яд, помнишь?

– Нет… Но я сейчас найду.

Антон быстро застучал по планшету.

– Вот, нашел. Таллий.

Тут он посмотрел на Лизу и спросил:

– Ты что, думаешь, что Ника отравилась таллием? Что ее лечат берлинской лазурью от отравления таллием?

Теперь уже Лиза сосредоточенно кусала губу. Потом она уселась за свой ноутбук, открыла поисковик и напечатала: симптомы отравления таллием.

* * *

Ника проснулась следующим утром со знакомым ощущением тошноты и головокружением. Покачиваясь, она дошла до туалета, умыла лицо холодной водой и несколько минут постояла, опираясь руками на раковину и глядя на себя в зеркало. Лицо было бледным, глаза запавшими. Она несколько раз глубоко вдохнула, чтобы остановить тошноту. Почувствовав небольшое облегчение, она села на унитаз, а, когда встала, с ужасом обнаружила, что у нее снова зеленая моча. Она не удержалась и вскрикнула, но тут же зажала себе рот рукой. Она продолжала стоять и смотреть на зеленоватую жидкость в унитазе, когда в дверь уборной постучались и Людмила спросила озабоченным голосом:

– Ника? У тебя там все в порядке?

– Да-да, – Ника быстро нажала на кнопку смыва, вымыла руки и вышла в палату. По ее лицу было видно, что ей нехорошо. Людмила не сводила с нее озабоченного взгляда.

– Ты как? Позвать врача? Или хотя бы