остров Сите, мост Сен-Мишель… Quand je repense à nous, j’ai le coeur qui flambe un peu и все такое.

Может, все же я был не прав? Может, стоило ей поверить? Впрочем, чего теперь думать о том, что не случилось?

— Эй, ведьмак — окликнул меня дядя Ермолай — Ты здесь?

— А где же еще? — тряхнув головой, ответил я — Здесь.

— Об тот год гости к соседке твоей пожаловали из Первопрестольной — лесовик устроился на пеньке поудобнее и огладил бороду — Тех же кровей, что и она сама, да и чинами не меньше. Матерая ведьма приехала, из старых, я это сразу почуял, когда она да присные ее через лес ехали. Не ровесница нашей, нет, Дара постарше будет, вестимо, но тут не только годы решают, а и опыт.

— Так к ней и раньше кто-то только не таскался — не удержавшись, влез в беседу Родька. Перед тем он уселся поодаль от нас, обиженный тем, что на его роскошный аксессуар никто не обратил внимания — И ведьмы тоже прикатывали, я помню.

— Только до драки дело не доходило раньше — тоном заговорщика пояснил дядя Ермолай — А тут, представь себе, под вечер сцепились они, да так, что только искры во все стороны летели. Я уж думал все, пришел конец Лозовке, спалят ее дотла, а следом и лес мой займется. Особенно когда автомобиля приезжих ахнула! Пламя до небес полыхнуло, с деревьев аж лист посыпался. Со времен германца так тут у нас не громыхало, ага.

— Ух ты — проникся я — Война на западном направлении, однако. И что потом?

— Одну девку Дарья и ее служанки уходили до смерти, сердце ей из груди выдрали — достаточно буднично поведал нам лесовик — А матерая и двое других в лес успели улизнуть. Я же говорю — знающая гостья наведалась, понимающая, когда драться стоит, а когда правильнее сбежать, если уж такая договориться не удалось и вот такая пьянка пошла. Лозовка — дом рода Дары со стародавних времен, он ей силу дает и защиту. Тут же и мать ее жила, и бабка, и прабабка, и еще десять колен. Каждая из них отсюда в большой мир уходила, чтобы ума-разума набраться, а потом сюда обратно возвращалась, когда старшая из рода мир оставляла. Как Дарья помрет, дочка ее пожалует, чтобы принять дом, ключи и книгу. А еще через сколько-то лет — внучка. Нет ведьмину роду переводу, так они говорят.

— Так у тетки Дарьи дочь есть? — опешил я.

— Чего ж ей не быть? — изумился дядя Ермолай — Вестимо есть. И тоже Дарья. И внучка Дарья. Да у них все девки в роду это имя носят. А робят ни одна до сих пор не рожала.

— Ну надо же — не мог скрыть удивление я — В жизни бы не подумал.

— Дочку ее я давно не видал — лесовик отщипнул кусочек хлеба и бросил его в рот — Она еще лет сорок назад в столицу подалась, а потом вроде вовсе в дальние края уехала от греха. Какая-то неприятная история у нее вышла, причем настолько, что аж судные дьяки по ее душу сюда приезжали. А вот внучка, Даренка, и посейчас к бабке наведывается. Той осенью тоже заезжала. Славная такая девчушка, шустрая. И красавица, конечно. Телом крепкая, волос рыжий, глаз зеленый. Небось, в городе парни за ней табунами ходят.

— Рыжая — бесстыжая — пробормотал я — Так, говоришь, смылась гостья от бабки Дарьи?

— Старая следом за ними прибежала — хмыкнул лесовик — Минут через пять. Орала на меня, ногами топала, кулаками махала. Хотела, стало быть, чтобы я этих троих закрутил, завертел, да на поляну с жертвенным камнем по темноте и вывел.

— Как меня с Маринкой в свое время — подсказал я, не удержавшись.

— Вот-вот — покивал дядя Ермолай, который, похоже, ни малейшего стыда за ту давнюю историю не испытывал — Только шиш! Я ей не слуга, а она мне не госпожа. Надо мной вообще старших нет. Я сам себе хозяин.

— Ясно. Стало быть, из чувства вредности ты этих беглянок самой короткой дорогой к станции вывел? — сопоставив его слова, предположил я.

— Только что билет не купил — подтвердил лесовик — А Дарью послал куда подальше. Ишь, взяла моду на меня голос повышать! С тех пор мы особо больше не общаемся. Да она из Лозовки и носу не кажет, за околицу — и то не суется. То ли боится, то ли еще чего. Не меня боится, понятное дело. Кого-то другого.

— Очень интересно — почесал ухо я — Очень.

— Хорошо дом не спалили — подал голос Родька — А то приехали бы сейчас на пепелище.

— А как звали гостью ты случайно не знаешь? — поинтересовался я у дяди Ермолая — Может, обмолвился кто? Они сами или бабка Дарья?

— Нет — помотал головой лесовик — Да оно мне зачем? То их дела.

Жаль. Хотелось бы знать, кто это так с моей соседушкой поцапался. Это может быть полезно, ибо еще древние говорили — «аmicus meus, inimicus inimici mei», что означает «враг моего врага мой друг». Моего предшественника Дарья Семеновна кое-как терпела, по старой привычке, а со мной такой номер может и не пройти, особенно если я надумаю сюда, к примеру, на все лето переселиться. И вот тут очень бы пригодилась неизвестная мне столичная ведьма, испытывающая к старой стерве глубокую личную неприязнь. Не знаю пока как, но это точно так.

Впрочем, ничего пока не потеряно. Мир слухами полнится, а Москва, как известно, большая деревня, наверняка кто-то что-то да слышал. Все же тут ведьма погибла, а это тема резонансная. Тупо драку можно было бы и скрыть, но вот смерть товарки вряд ли получится замолчать. Другое дело, захочет ли этот «кто-то» со мной на столь скользкую тему беседовать, но аргументы для откровенности всегда отыскать можно.

Нет, положительно надо будет повстречаться с грудастой Изольдой, и между третьим и четвертым бокалом мартини попробовать ее разговорить. Ну, как получится? А если нет… Звякну Нифонтову, он-то точно в курсе. Не могу сказать, что сильно хочу его слышать, но все равно раньше или позже мы пересечемся. Почему? Потому что, как сказано выше, в Москве все всё про всех знают. Потому что все одними и теми же тропами ходят.

— Травы-то собирать станешь? — зашуршал фантиком карамельки лесовик — Или забросил этот промысел в заграницах?

— Стану — тут