И только когда я пришел в себя, мне стало понятно, что люстра здесь ни при чем. Надо мной с бейсбольной битой в руках возвышалась Оксана. В глазах – яркая смесь из противоречивых чувств: злость, осуждение, восхищение.

– Тебе не кажется, что ты разыгрался?

– Ну, в этом и моя вина есть…

Я лежал на полу под огромной хрустальной люстрой, Костя сидел на белоснежном диване, на лбу – шишка, в руке – бокал с коньяком. Голова гордо вскинута, но взгляд сконфуженный.

– Про какую девчонку ты говорил? Кого он к тебе послал? – отмахнувшись от него, спросила Оксана.

Я медленно поднялся, покачнулся от того, что закружилась голова. Неслабо приложила руку Оксана.

– Лучше бы ты сковородкой, по-русски, – потер я затылок.

– Как-нибудь в другой раз… Так что за девчонка?

– Я не знаю, как ее зовут… Никто не знает. Она убить меня пыталась, в больнице. Укол с цианидом хотела сделать, но не вышло. Стали допрашивать, а она ничего не знает. Пусто в голове, как будто память стерли. Да и не как будто, а стерли… Людей так зомбируют – вычищают сознание и кодируют на убийство. Или на работу…

– А я здесь при чем? – с упреком, но при этом и с интересом спросил Костя.

– Калистратов тебе звонил.

– Калистратов, мне? Когда он мне звонил?

– Три дня назад…

– Не звонил он мне три дня назад.

– А когда звонил?

– Да не звонил он мне никогда…

– Но ты его знаешь?

– Ну, это смотря какой Калистратов…

– А зовут его как? – спросила Вика.

– Жора.

– А учился где?

– В МГУ.

Я смог установить личность Гоги еще до того, как отправился к Мурзину. Только его самого взять не смог. Удрал он и в своей квартире не появился. Но у следователя побывал… Может, им действительно сейчас занимается контора?

– Какой факультет?

– Юридический.

– Когда закончил?

– В девяносто пятом.

– А я в девяносто восьмом… Все сходится. Да, это наш Гоша…

– Ты же на филологическом училась?

– Да, но компания у нас была одна… Не скажу, что я была в доску своей в этой компании…

– Да, но с Женей дружила крепко, – с упреком и ревниво посмотрел на нее Костя.

– Что за Женя? – спросил я.

– Ты Пинкертон или где? Чужие досье составляешь, а про жену ничего не знаешь… Э-э, про бывшую жену.

– Ну был у меня роман с Женей, ну и что? – напористо посмотрела на мужа Оксана. Затем перевела взгляд на меня. – И ты знал, что я не девочкой за тебя выходила…

Я обескураженно развел руками. Что было, то было.

– Ты ничего не спрашивал, я ничего не говорила. Это нас, кажется, устраивало.

– Вполне.

Я и не пытался просвечивать прошлое Оксаны. Вот если бы была машина времени, тогда бы я смотался к ней в студенческую общагу и с удовольствием намял бы бока Жене; ну, может, и еще кому-то, кем увлекалась Оксана. Но я не мог перемещаться во времени, поэтому просто внушил себе, что у нее в прошлом ни с кем ничего не было… Но я думаю, это обычная практика.

– А кого-то не устраивает, – с упреком посмотрела на мужа Оксана.

– А ничего, что я этого Женю сто лет знаю? – напыжился Костя. – А знаешь, как я ему завидовал, когда он тебя к себе домой приводил… Идете через двор, а я… Э-э, я думаю, нам эту тему закрыть надо.

– Ну почему же? Мне всегда интересно было знать, как Оксана с тобой снюхалась, – так же нахохленно глянул я на него.

– Никто ни с кем не снюхивался! – возмущенно вскинулась она. – Мы с ним случайно встретились, в городе, он меня в ресторан пригласил, а я ему от ворот поворот. Потому что тебя любила… А ты как тот кобель со своей бляндинкой!.. Не было бы у нас ничего с ним, если бы ты человеком был!

Я уныло вздохнул, капитулируя перед ее гневом. Да, сам, своими руками разрушил свое счастье. И не только руками… Оксана с дочерью поехала к родителям в Казань, а я привел женщину в дом. Знал бы я тогда, что жена на два дня раньше вернется…

Есть у мужчин один наружный рудимент, нейронной связью сращенный с мозговой долей, где хранятся первобытные инстинкты наших далеких предков. Это именно он провоцирует нас на скотское поведение, это из-за него нам приходится превозмогать себя, чтобы не опуститься до животного состояния. И, увы, борьба не всегда заканчивается победой над своей дикой сутью… От этого и все беды. А отрубить этот рудимент рука не поднимается. А как тогда дальше жить?

– Сам виноват, – с фальшивым сожалением развел руками Костя. – Не надо было распускаться.

– Ты прав, надо бы закрыть эту тему. А про Гогу стоит поговорить… Ты его знаешь?

– Я Женю знаю. И с Гогой их пару раз видел… Но это давно было. Так давно, что я ничего уже и не помню.

– Да, но три дня тому назад он разговаривал с тобой.

– Ты слышал мой голос?

– Нет. Но я слышал, как он обращался к тебе по имени.

– Называл меня Константином Владиславовичем?

– Нет, Костяном.

– Я уже Плешку закончил, когда он еще студентом был. Он для меня никто, чтобы называть меня Костяном. Меня так вообще никто не звал…

– Ну да, тебя с детства все называли исключительно Константин Владиславович.

– Не юродствуй… Мало ли в Москве людей, которых зовут Костя?

– Думаешь, выкрутился?

– Но я не посылал к тебе никаких девчонок с промытыми мозгами. И то, что билет на экскурсию тебе дал, так это от всей души… Вру. Не от всей души. Просто не знал, куда сдавать эти билеты. Да и лень было суетиться. Подумал, чего добру пропадать…

– Почему не знал, куда сдавать? Где купил, туда и сдал. Или ты не покупал?

– Нет, это презент был. Мне их подарили.

– Кто?

– Это что, допрос?

– Да нет, просто хочу посмотреть, как ты выкручиваться будешь. Сейчас окажется, что билеты тебе подарил твой компаньон.

– Ну, не совсем компаньон. Просто коллега по бизнесу. Миша его зовут, нормальный парень, и бункер, где ты был, ему принадлежит. Ну, на правах аренды, но все равно его собственность…

– Михаил Дмитриевич Полыхаев, – уточнил я.

Я знал, кому принадлежал бункер, кто придумал авантюру с ядерной войной, но с господином Полыхаевым встретиться не смог. В Англии он сейчас, видно, решил, что его могут упрятать за решетку. А может, боится, что по его адресу могут выслать зомбированного киллера…

– Ты его знаешь?

– Нет. Он сейчас за границей. Но хотелось бы с ним поговорить.