— Все вы перепившиеся свиньи, жалкие трусы! Пожиратели падали, пиявки, черви, паразиты! — кричал король, почти сорвав голос. — Когда последний раз кто-нибудь из вас убил врага Ольстера? Я не говорю об убийстве в пьяной драке собутыльника. Кто из вас защитил честь Ольстера на поле битвы?

Наступила пауза, во время которой слышно было только злобное бормотание и лязг мечей, извлекаемых из металлических ножен. Через некоторое время Конор снова заговорил, но уже более спокойно, однако с таким сарказмом, который даже меня, не относившегося к воинской братии, заставлял ощущать себя весьма неуютно.

— Я не слышу никакого ответа. Может быть, вы забыли не только искусство боя, но и обычную речь? Я спрашиваю, кто из вас последним убил противника в бою? — уже почти шептал он. — Почему вы молчите? Потому что сделали нечто полезное так давно, что уже не помните, когда это было? А может, я все время спал, пока мои храбрые герои уничтожали всех врагов Ольстера, так что уже нет никакой нужды отправляться на поиски тех, кто крадет наш скот, охотится за нашей дичью, сжигает наши поля, берет в плен наших женщин? Так ли это? И разве по этой причине вы все сейчас пьянствуете здесь? — снова возвысился его голос, рука одним взмахом обвела всех присутствующих, в том числе и меня, а нога в нетерпении притопнула но столу почти танцевальным движение. — Тогда я очень рад! Идите сюда, снова наполним наши кубки и начнем пировать, потому что у Ольстера больше нет врагов и мы сможем насладиться миром и полной безопасностью.

Коналл Победоносный стукнул мечом плашмя по широкому деревянному столу. При этом раздался грохот, как будто закрывали огромную, окованную металлом дверь.

— Ты несправедлив! — проревел он, и в его голосе прозвучали ярость и обида.

Глаза героя метали молнии, а на его лбу вздулась огромная вена, извивавшаяся, как змея под сапогом. С тех пор как я почувствовал на себе тяжесть его руки в день своего приезда в Ольстер, я с осторожностью приближался к Коналлу. Его щедрость и гостеприимство были безграничны, что является качеством любого уважающего себя героя, и он мог быть весьма любезным, если вы играете в его игру и так, как он того желает, но в то же время Коналл всегда напоминал мне медведя, в бешенстве готового сокрушить все вокруг, если что-то было не по нем. Коналл едва не прикончил нескольких мужчин, считавших себя его друзьями, только за то, что они посмели предположить, что, возможно, он не был величайшим героем Ольстера всех времен. Пожалуй, Конору угрожала опасность, и я заметил, что несколько воинов подняли свои мечи, демонстрируя готовность защищать его, тогда как Коналл с угрожающим видом пробирался к королю.

— Ты прав, мы все сейчас здесь.

Коналл описал мечом дугу, чтобы включить в нее всех, при этом ударил мечом плашмя по лицу дородного воина, который без звука свалился, как пустой мешок. Коналл этого даже не заметил.

— Мы сейчас здесь, но по твоему приказу, — продолжал он. — Многие из нас только несколько дней назад вернулись с границы, и каждый из собравшихся здесь воинов убил сотни врагов. Я не потерплю таких обвинений ни от кого. Все знают, что голова каждого, кто осмелится высмеивать меня, украсит мою колесницу, а головой его жены будут играть псы.

По залу пронесся одобрительный шепот. Король стоял, уперши кулаки в бока, и окидывал всех испепеляющим взглядом.

— О, я вижу! Все в порядке, не правда ли? Ничего не нужно делать? — он выдержал эффектную паузу, а потом выбросил вперед руку с вытянутым указательным пальцем. Все, кто находился в том месте, куда он указывал, вздрогнули и отшатнулись. — Калум! Калум МакДональд! Как поживает твой отец?

Краснолицый мужчина, стоявший позади этой группы, дерзко мотнул головой.

— Он мертв, как тебе известно.

Король смотрел на него в упор.

— Ну, да. Я осведомлен об этом. А как поживают его убийцы?

— Живы, как тебе известно! А насчет тебя я не уверен! — зарычал Калум, вытаскивая меч и устремляясь в сторону Конора.

Толпа вначале стала в растерянности раздаваться, давая ему дорогу, но потом все поняли, что он задумал, и кинулись его останавливать. Его схватили, когда расстояние от него до короля не превышало длины копья, и обезоружили. Калума крепко держали, в то время как он пытался вырваться, выкрикивая проклятия.

— Ты не имеешь права, ты не имеешь права! Никто не имеет права обвинять меня…

Король никак не отреагировал на его слова. Он спрыгнул со стола и встал перед Калумом. Его рука мягко легла на плечо кричащего мужчины. Конор покачал головой и прижал палец к его губам. Вопли Калума сменились рыданиями, и он до крови прикусил свою нижнюю губу. Конор дал знак освободить его и обнял всхлипывающего воина.

Затем король развернулся и обратился ко всем присутствующим. Его голос звучал негромко и спокойно, он говорил как человек, открывавший другим непреложную истину.

— Я выбрал Калума не потому, что он один такой, или чтобы обидеть именно его. Он лишь один из многих, кому есть чем заняться. Кто из вас может сказать, что его честь ни разу не унизили, что ему некому мстить за смерть близких людей, что за ним не осталось неисполненного долга и неоплаченных обид?

Я улыбнулся сам себе. Конор поймал их всех на крючок. Его насмешки взбесили их, но в то же время они вынуждены были признать правоту короля. Каждый из них прекрасно знал: если он попытается сказать, что к нему это не имеет отношения, ему обязательно припомнят какой-нибудь давно забытый случай, пятнающий его честь, или неотомщенную смерть человека, напрямую с ним не связанного. Конор ударил по самому слабому месту. Они жили, придерживаясь определенных принципов, и эти принципы были абсолютными. Их нужно было соблюдать всем и всегда, иначе это вообще не имело смысла.

Коналл пыхтел и рычал, поглядывая вокруг из-под нахмуренных бровей, проверяя, не собирается ли кто-нибудь доставить ему удовольствие, сразившись с ним. Некоторые мужчины тоже горделиво посматривали вокруг (но только не на Коналла), как бы вызывая желающих испытать на прочность их честь, но в целом озлобление начало уже спадать. Многие, потупясь, смотрели в пол, иные переминались с ноги на ногу и посвистывали. Толпа стала рассеиваться, поскольку говорить больше было не о чем. Конор увидел, что я смотрю на него и, возможно, даже заметил на моем лице улыбку. Легким взмахом руки он показал, что я не должен высовываться.

Потом король вернулся на свое место и уселся, уперев одну ногу в стол. Затем он сделал резкий толчок ногой и стал наблюдать, как стол переворачивается, а остатки ночного пиршества и грязные тарелки разлетаются по выстеленному тростником полу.

— Так-то лучше, — удовлетворенно заявил он, вытягивая ноги.

Я уселся поблизости и стал наблюдать. Он устроился поудобнее, налил себе чашу выдохшегося пива, глотнул, скривил лицо и сплюнул. Недовольным ревом он потребовал свежего пива, не обращаясь к кому-то конкретно, затем расслабился, скрестил руки на груди и посмотрел на меня.

— Итак, мой друг, явившийся из моря, — сказал он, — чем ты намерен заняться, когда мои герои отправятся выполнять свой долг? — он произносил это не официальным, а ироническим тоном.