В Лондоне слишком много гробовщиков.

Но ни один из них не был Валентайном.

Я открыл шкаф и окинул взглядом тарелки для битья, запас которых Валентайн педантично обновлял – буйные усопшие и скорбящие живые уже перестали быть редкостью для нас.

Дальнейшее мне сложно вспомнить… Сознание заволокло туманом – вновь. Стоило мне подпустить близко к сердцу и разуму понимание того, что Валентайн мертв, как я переставал соображать.

Сквозь ватный туман пробивался звук бьющейся посуды. Кажется, я кричал. Кажется, плакал, я вспоминаю собственные руки, мокрые от слез, по ладоням тонкими струйками стекает кровь из крошечных порезов от осколков. Посуда кончилась, а гнев, бесконечный, тупой, гнев на Смерть, которая посмела отнять у меня друга, остался.

Смерть, которая всегда была рядом. Которой я никогда не боялся, привык к ней, любил ее. Тянулся к загробной жизни больше, чем к живым людям, был призраком больше, чем человеком, считал себя исповедником, знатоком человеческих душ… Я не понимал, что все это время Смерть водила меня за нос и нанесла удар тогда, когда я был больше всего уязвим.

Я никогда не чувствовал себя более живым.

Это сводило меня с ума. Я желал не чувствовать. Не быть. Исчезнуть, раствориться в моросящем декабрьском дожде и первом снеге. Но отчего-то был тут, из плоти и крови, с ноющим куском мяса в груди, со смятением в голове, с бесконечными проклятиями, срывающимися с губ.

Беспомощный. Проигравший.

Я бы, наверное, перевернул вверх дном все вокруг, если бы меня вовремя не схватили за руки и не усадили в кресло.

Я слышал голоса, кто-то принес мне под нос нашатырь, потом стакан бренди – я выпил не раздумывая и, кажется, начал приходить в себя.

– Дориан, Дориан, – ласковый голос выводил меня из транса. – Вернитесь к нам, Дориан… Прошу вас…

Я открыл глаза и увидел перед собой Эмилию.

На мгновение мне показалось, что рассудок все-таки оставил меня, не выдержав обрушившегося на незащищенное сердце горя. Ей-то откуда здесь быть?

Я моргнул сквозь слезы, но Эмилия не исчезла. Напротив, только крепче взяла меня за ладонь, которую не прекращала бинтовать.

За ее спиной я увидел отца Майерса и инспектора Брауна.

– Вы… Что вы здесь делаете? – я совсем осип от криков и говорил на грани слышимости.

– Подумали, что не стоит оставлять вас одного, – проговорил викарий. – И, как видите, были правы.

– Я… Я в порядке… Просто немного сорвался, – я покраснел.

Стыд накатил удушливой волной. Они были свидетелями моей слабости – того, что нельзя было видеть никому.

И все же…

– Я должен видеть его. Я должен его похоронить, – торопливо проговорил я.

– Нет, – покачал головой викарий.

– Что значит «нет»? – медленно произнес я. Мне показалось, что я его просто не понял.

– Сид Уоррен взял на себя все хлопоты. Ван Доффер по старой дружбе с Валентайном помогает ему.

– Я тоже должен, – я рванулся вперед, – я его компаньон!

– Дориан, – Эмилия мягко усадила меня в кресло, – вы нужны нам здесь.

– Все так, – кивнул инспектор Браун. – Без вашей помощи мы не сможем поймать Тагги.

Тагги…

Точно… Я совсем забыл об этом. Тагги еще на свободе, к тому же в теле Анны…

– Эмилия, почему вы здесь? – наконец спросил я.

– Господин викарий и господин полицейский мне все рассказали, – проговорила она. В глазах ее была тоска, усталость и тусклый свет надежды. – Про Анну и про… то, что с ней сейчас.

– Я предполагаю, что Тагги все время был в теле Анны, – сказал отец Майерс. – Я расспросил мисс Эмилию о днях, когда у Анны случались приступы, и они все совпали с датами убийств.

– Мы проверили по моей картотеке, – энергично кивнул инспектор Браун. – Раз Тагги не меняет тела, мы можем попробовать все-таки изгнать его.

– Как вы… как вы предполагаете это сделать?

– Я хочу заманить Тагги в укромное место и изгнать из тела Анны, – викарий достал четки и начал перебирать бусины – одну за другой. Видимо, четки помогали ему сосредоточиться. – Если месть свершилась – а она свершилась, то дух остается неприкаянным.

– Почему вы не допускаете, что он мог уйти?

– Потому что тогда он ушел бы сразу, понимаете? А он остался в теле Анны и убежал, инспектор Браун не смог его догнать.

– Шустрая девочка, – ухнул инспектор.

Эмилия горестно вздохнула.

– Анна больна. Призрак в ее теле точно не идет ей на помощь.

– Вы как-то легко приняли тот факт, что ваша дочь одержима, – нахмурился отец Майерс.

– Прошу, не подозревайте меня ни в чем, – Эмилия прижала ладонь к груди. – Я уже мысленно похоронила дочь, и тут выясняется, что есть шанс на ее спасение. Я все за него отдам.

– Идем все вместе, – скомандовал инспектор Браун. – Мисс Эмилия останется в тылу и сможет сразу забрать девочку. Отец Майерс приготовит все для повторного сеанса экзорцизма. Дориан, вся надежда на вас.

– Что я должен сделать? – спросил я.

– О, вам будет просто, – усмехнулся викарий. – Вы должны желать отомстить.

* * *

Я сдался им. Мне ничего не оставалось.

Отец Майерс и инспектор Браун казались людьми, намного лучше владеющими собой и не поддающимися внезапному горю. Мое страдающее сердце не принимало их спокойствия. Они знали Валентайна так долго – и не стали ему близкими друзьями? Значит, они не знали Валентайна вовсе.

От этого горечь на душе ощущалась сильнее.

Мне казалось, что я один в мире горюю о нем.

Конечно, это не было правдой – но, оказавшись на дне бездонного озера тоски, куда не проникает даже луч света, я не мог разглядеть ни оттенков, ни полутонов. Это озеро было моим другом с ранних лет. Эта тоска сделала меня тем, кто я есть, – тенью в стенах колледжа, другом призраков, человеком с холодной кровью и душой. Но никогда прежде она не ощущалась настолько остро.

Казалось, еще немного – и я последую за теми своими однокашниками, что, не выдерживая сердечной боли, выбирали петлю или темный омут.

Все эти чувства были, видимо, написаны у меня на лице – потому что викарий цепко схватил меня за запястье и заставил посмотреть на себя.

– Дориан. Вы – магнит для злых духов. Если кто и сможет призвать его в нужное нам место, то только вы.

– Отец Майерс, я не умею, – растерялся я. – Я никогда и никого не призывал специально. Они сами приходили.

– Вот как? – викарий вскинул брови. – А спиритический сеанс?

– Это была случайность…

– Дориан, пожалуйста! – мольба в голосе Эмилии оказалась для моего воспаленного разума ушатом ледяной воды. – Если у вас не