– Ты-то, может, и подаришь ему жизнь, Халльгримхёвдинг, но от нас с братом он навряд ли уйдёт просто так!

Хёвдинг засмеялся:

– Отпустить его я отпущу, но разрешаю вам с Сигурдомпрежде его выпороть… Только чтобы ушёл на своих ногах!

Братья одновременно шагнули к пленнику, нетерпеливорасстёгивая кожаные пояса. Тут уж переводить не понадобилось! Ижор отскочилпрочь, затравленно метнул глазами по сторонам… и вдруг, вложив в рот двапальца, оглушительно свистнул!

Невольно все вздрогнули, хватаясь за оружие. Казалось,тёмная стена леса должна была вот-вот расступиться перед завывающей,размахивающей копьями толпой! Но вместо этого невдалеке прошуршали кусты и вкруге света появился взнузданный и оседланный… лось.

Это был огромный бык с могучей шеей и лоснящейся шерстью.Всё произошло в мгновение ока: воины шарахнулись в стороны, спасаясь из-подострых копыт, лось в два скачка покрыл расстояние, отделявшее его от хозяина…ижор кошачьим прыжком взлетел в седло, торжествующе заорал что-то на своёмязыке – и сгинул!

Всё-таки верно говорят, что колдовской это народ. Люди молчасмотрели друг на друга, не зная, что и сказать. Ни у кого и мысли нешевельнулось о погоне…

Потом послышался смех.

Хельги, которого лось зацепил плечом и сшиб, лежал на земле– и стонал от смеха, подперев голову руками.

– Ну, финн, – еле выговорил он наконец. –Нет, Бьёрн, не дал бы я тебе пороть такого удальца, хоть ты и мой кормщик иГуннар – твой брат!

Под утро лёд на реке начал исчезать, и халейги сталиспускать корабли.

– Однорукий-то всё по отцу плачет, – сказал УлебЗвениславке, неся её нехитрые пожитки на кнарр. – Жаль мне его, он малыйнезлой… Пропал, что ли, старик?

Звениславка ответила:

– Он, как Виглавичи, из дому ушёл. Уплыл неведомо куда.

– Ну, здесь-то старика не было, – усмехнулсяУлеб. – Тех, ижор сказывал, девка в бой водила. Рыжая такая, а уж дралась…

– Батюшки! – ахнула Звениславка. – Да что жеты молчал!

Она за руку притащила его на чёрный корабль. Халльгримвыслушал обоих. Потом сказал:

– Так…

И ничего не добавил.

Кормщики не решались вступить в спор с рекой в темноте.Ждали рассвета…

Корабли лежали у берега, и люди держали в руках вёсла,выпущенные за борт. А на берегу стояли вооружённые сторожа. Готовилисьотбиваться – но пока всё было тихо.

– Когда отплывём, пойдёшь первым, – сказалХалльгрим брату. – За тобой Эрлинг, последним я.

Хельги спросил:

– А если нападут?

– Если нападут, – проворчал Халльгримхёвдинг, – уж я позабочусь, чтобы они не скоро забыли этот денек.

Олав часто подходил к воде и пристально смотрел в серуюдымку, выискивая вдали ему одному ведомые приметы. Потом собрал возле себясыновей и долго объяснял им что-то, указывая рукой. Сыновья слушали, изредкакивая. Олав чертил на песке ножнами своего меча… Нахохленные сосны угрюмопоглядывали на них с высоты. Звериные головы на носах кораблей скалились вответ.

Наконец Олав подошёл к вождю:

– Пора трогаться, хёвдинг.

Могучее течение неудержимо влекло в море огромные массы воды…Викинги никогда ещё не видали подобной реки, даже самые бывалые, кто видел иВалланд, и Страну саксов. Там, где Нюйя-Нева делилась на рукава – а каждыйрукав в отдельности был целой рекой, – главное русло достигало чудовищнойширины. А течение было так сильно, что корабли почти останавливались. Эта рекане породила водопадов, тех, что дробят скалы, бросаясь с отчаянной высоты.Здесь обитала суровая и спокойная мощь, которой нет нужды заявлять о себебрызгами и рёвом… Нюйя точно держала все три корабля на необъятной ладони срастопыренными пальцами проток. И раздумывала: пропустить их дальше – илиповернуть вспять и шутя вынести в море…

Возле берегов течение было потише, но там, на берегах,враждебно стоял лес. Сосны были – поставь торчком длинный драккар, а на негоещё кнарр, и только тогда, если повезёт, дотянешься до вершины. И какие глазасмотрели из этого леса на реку и шедшие по ней корабли, знал только сам лес.

И не зря советуют мудрые люди – входя в чужой дом, всегдасперва примерься, как станешь выбираться назад. Корабли двигались серединойпотока, хотя там течение было сильнее всего. Гребцы не жалели сил, но, покамокрые вёсла чертили в воздухе полукруг, река, как в насмешку, сносила лодьиназад. И становилось понятно, почему купцы так боялись Невского Устья инепременно старались задобрить жившего здесь Бога. Когда серебром, когда живымгусем. А если делалось совсем туго – бросали в волны рабыню…

Только ветер мог выручить, и ветер пришёл. Олав кормщик несунулся бы в Неву, если бы не ждал его с рассветом.

– Поставить парус! – раздалось на чёрном корабле,и с двух других немедленно откликнулись сыновья. И будто дружеское плечоподперло корабли!

Ветер гладил реку против шерсти, и она шипела, плюяськлочьями пены. Но до настоящей ярости было ещё далеко… До такой, что повременам заставляла её в бешенстве бросаться на берега. Пусть их, пусть идутсебе, эти упрямые корабли под чужими полосатыми парусами. Идут в великое мореНево. Уж оно поговорит с ними как следует.

Олав Можжевельник слышал думы реки так же ясно, как старыйохотник слышит сопение медведя, ворочающегося в берлоге. И тихонько поглаживалправило чёрного корабля: старый товарищ, ты-то не подведёшь.

Постепенно сужаясь, русло реки всё круче уходило вправо, наюг. Берега стискивали поток, течение усиливалось. Ветер перестал дуть в кормукораблям, и пришлось растягивать паруса вдоль – от звериного носа до загнутогохвоста, поднимавшегося сзади.

Берега между тем понемногу делались приветливее: устье, а сним протоки, способные приютить несметное множество лодок, осталось позади.Теперь попробуй-ка напади исподтишка!

Время шло… Река ещё несколько раз меняла направление бега.Воины на чёрном корабле смотрели по сторонам, опускали руки за борт, пробовалисладкую невскую воду. Со смехом спрашивали Олава, куда же подевались грозныеингры… Олав отмалчивался, поглядывал на два корабля, шедшие впереди. Два егосына уверенно вели тяжёлые лодьи, находя на берегу меты, о которых рассказывалотец.

Утро превратилось в день, а день – в вечер. И стала рекапохожа на гнутый меч, медленно меркнувший в тёмных ножнах берегов.

Когда один из воинов, зевая, принялся стаскивать с себянадоевшую броню, Халльгрим выругал его и велел надеть её снова.

Расписной драккар Хельги Виглафссона ещё не поравнялся сузким устьем речушки, прорезавшим высокий левый берег Невы, когда из прибрежныхкустов вдруг послышался крик петуха! Очень уж не вязался он с холоднойпредвечерней рекой. Люди встрепенулись, руки потянулись к оружию… И вовремя.