домом, но я настолько эмоционально погружена, что не ухожу. Он тоже меня не преследует. Я не уверена, то ли это потому, что он не возражает против моего присутствия, то ли он вообще забыл, что я здесь.

— В последнее время она вела себя нормально. Я… я никогда не думала, что у нее снова возникнут такие мысли.

Даррел щурится от солнечного света.

— Я не знаю, что бы мы делали, если бы она не обратилась к тебе. Я обязана тебе жизнью за спасение моей малышки.

Он качает головой. — Все, чего я хочу, это чтобы Александра была в безопасности.

Я смотрю на него, на его сжатую челюсть и решимость в изумрудно-зеленых глазах, и я знаю, что он говорит серьезно. Даррел Хастингс мрачен, угрюм и неприветлив, но ему действительно не все равно. Он не выражает эту заботу так громко и искрометно, как я, но от этого она не становится менее настоящей.

— Я рад, что она все еще помнит номер центра, и мы смогли помочь ей на этот раз, — продолжает Даррел, проводя рукой по волосам. — Но сегодняшний инцидент указывает на гораздо большую проблему. Ей нужно обратиться к профессионалу, как только…

— Вы не можете ее пристроить? — умоляет миссис Олдридж.

Даррелл потирает переносицу. — Миссис Олдридж, у меня есть другие пациенты…

— Такие же ужасные, как этот?

— Вы отправили Александру на прием к другому психотерапевту, помните?

— Вы ведь не имеете в виду это против нас, правда?

— Конечно, нет. Но мои клиенты не видели меня несколько дней. Я не могу…

— Она не звонила тому другому терапевту. Она позвонила вам. Это значит, что она вам доверяет. Больше, чем кому-либо другому. Я не смогу дышать, пока она не увидит вас снова.

Он смотрит на часы. Постукивает пальцами по рулю. Выдыхает. — Хорошо. Привезите ее около шести.

— Спасибо. Спасибо вам!

Даррел вешает трубку и крепко зажмуривает глаза.

— Тебе понадобится помощь, чтобы забрать мальчиков из школы? — Спрашиваю я.

Он вздрагивает, как будто не понял, что я все еще в машине.

— Я заберу детей, — заявляю я. На этот раз я не прошу.

Он кивает и опускается на свое место. Он выглядит встревоженным. Потрясенным. Его слегка подташнивает.

Морщины, прорезанные беспокойством и изнеможением, пролегают у него на лбу. У меня есть привилегия заглянуть за пределы "всегда есть ответ" Даррела Хастингса к человеку, который бледнеет, потрясен и испытывает облегчение, когда предотвращается катастрофа.

— Ты в порядке? — Шепчу я, искренне обеспокоенная.

Он протягивает руку и хватает меня за руку. — Спасибо тебе, Санни.

— За то, что заберу детей?

— За то, что предложила песню, за то, что была здесь со мной. За все.

Во рту становится странно сухо, и я, кажется, не могу отдышаться.

Я чувствую, как что-то шевелится во мне. Такую же привязанность я испытала, когда обняла Бейли после того, как над ним издевались. Только с Даррелом она сильнее. Это страшнее. Это чувство, что мое сердце больше не принадлежит мне. Оно стоит поперек машины, делая причудливые пируэты на ладони больших и крепких рук Даррела Хастингса.

ГЛАВА 12

МЕДЛЕННО И НЕУКЛОННО

ДАРРЕЛ

Раньше я уставал, но сегодня усталость пробирает до костей. Я вытягиваю руки над головой и наклоняю шею. Этот потрескивающий звук не может исходить из моего тела. Черт возьми, я звучу так, словно наполовину покрыт пузырчатой пленкой.

Я поворачиваю голову по кругу. Медленное вращение никак не уменьшает напряжение в моих мышцах. Это был чрезвычайно длинный день. Чтобы снова почувствовать себя нормально, мне нужен либо сон, либо кофе, либо Санни.

Я выбираю последний вариант.

Моя ручка стучит по столу, когда я беру телефон и звоню ей по видеосвязи. Она присматривает за мальчиками. У меня есть прекрасный предлог увидеть ее лицо.

Пока маленький зеленый значок вибрирует на экране, я провожу рукой по волосам и надеюсь, что выгляжу не таким измученным, каким себя чувствую.

Линия соединяется с звоном!

Появляется Санни, и мой мир становится ярче. Темно-коричневая кожа. Мерцающие карие глаза. Шелковистые волосы ниспадают на высокие скулы.

— Привет, — я кладу телефон на стол, — как дела у мальчиков?

— Отлично! Мы устраиваем rager на заднем дворе. Татуировщик говорит, что у них невероятная переносимость боли.

Я напрягаюсь. — Санни.

По ее лицу расплывается улыбка, от которой я чуть не падаю со стула. Назвать эту женщину красивой было бы пагубным преуменьшением. Она — знойное совершенство, окутанное темно-коричневой кожей и озорством.

Ее лицо пронеслось у меня в голове по меньшей мере сотню раз за сегодняшний день. Мне пришлось приложить усилие, чтобы сосредоточиться на клиентах, а не на том, как сильно я хотел проверить Санни и мальчиков.

Здорова ли эта одержимость?

Вероятно, нет.

Ничто из того, что Санни Кетцаль заставляет меня чувствовать, не может быть классифицировано как "нормальное".

Я думал, что знаю любовь. Я действительно знал. Я думал, что влюбленность в Санни в старших классах и флирт, который у меня был во взрослом возрасте, были именно такими причинами. То, что заставляло женщин и мужчин бегать в мой офис, умоляя о помощи и исцелении.

Я был неправ.

Так неправ.

Любовь — это большая, грубая и громкая штука.

Совсем как Санни.

Это тоже вызывает привыкание. Как наркотик. Это и есть, наркотик. Выброс дофамина, который заполняет мозг и подсаживает носителя на крючок.

Вот что сделала со мной Санни Кетцаль. Я ни дня в жизни не курил, и все же она превратила меня в наркомана.

— Расслабься. Мальчики здесь. — Она размахивает телефоном.

На экране появляются Майкл и Бейли. Они сидят в гостиной. Бейли лежит на животе и строчит в тетради с домашним заданием. Майкл прислонился спиной к стулу и читает комикс.

— С твоим домом все в порядке. Пока. Нам с Бейли все еще приходится пилить тебя по поводу той игровой встречи.

— Это отказ на игровую встречу.

— Я посмотрела это. Социальные связи полезны для мозга. Это развивает навыки командной работы и сопереживания.

Мои губы подергиваются. — Ты провела свое исследование.

— Ты уважаешь только науку о мозге. Я должна победить тебя в твоей собственной игре.

— Это все равно “нет”.

— Да ладно тебе, Гастингс.

— Слишком много детей в доме — это беспорядок, и у меня нет времени…

— У меня есть время.

— Правда?

— Ладно, на самом деле я не знаю, но дело не в этом.

— Почему ты так одержима этой игровой встречей?

— Я хочу, чтобы больше людей увидели мою работу.

— Тот факт, что ты хочешь одобрения от детей, говорит