— Товарищи депутаты, — произнес он, и шум в зале начал стремительно затихать. Все ждали, что скажет, какое решение примет полномочный представитель президента России.

— Сегодня в первой половине дня я встречался с представителями ведущих общественных организаций республики, — спокойно продолжал генерал. — Мы на добровольной основе пришли к единому мнению: все необходимо решать путем переговоров, мирным путем. Вы знаете не хуже меня, что у гражданской войны есть начало, но у нее, как правило, нет конца.

Он кашлянул и продолжал:

— К сожалению, есть в республике безответственные элементы, которые рады раздуть костер. Это из-за них сегодня нет у вас кворума. Но я от имени президента Российской Федерации заявляю: мы не допустим произвола и безобразий! Сил для этого в республике достаточно, и если понадобится, мы их пустим в ход.

Отсутствие кворума не дало возможности официально провозгласить результаты выборов первого в истории КЧР президента и утвердить их. Впрочем, и без того они были всем известны.

Вскоре в зал заседаний таинственным образом просочились слухи, что здание окружено сторонниками второго кандидата — мэра Черкесска Станислава Дерева.

Матейченков то и дело вытаскивал мобильник и вел короткие переговоры с различными службами и подразделениями. Все оказалось гораздо серьезнее, чем могло показаться поначалу.

Оперативная служба республиканского МВД сообщила генералу, что общее число людей, окруживших парламент, уже достигло восьми тысяч человек и все время продолжает увеличиваться.

Пользуясь непрерывным шумом, царящим в зале, Матейченков мог свободно разговаривать по мобильному телефону, не опасаясь, что его услышат. Да никто и не старался его подслушивать.

— Чего требуют осаждающие? — спросил он.

— Только одного, — ответил начальник городской милиции.

— А именно?

— Отменить результаты второго тура выборов.

— Ты уже вел с ними переговоры?

— Нет.

— Так откуда узнал?

— Очень просто. Это требование намалевано на полотнищах, на всех наших языках, его все время скандируют люди в масках.

— Стычек нет?

— К сожалению, начались. Появились люди Владимира Семенова, завязались драки.

— Без применения оружия?

— Пока без.

Матейченков посмотрел на часы:

— Через несколько минут возле парламента появится мой ОМОН, — произнес он в трубку. — они проинструктированы, как действовать. Приводи сюда по боевой тревоге отряды городской милиции, будете работать с ними вместе.

— Что делать?

— Начальник ОМОНА расскажет.

— Вы будете руководить действиями?

— Ничего сложного, справитесь без меня. А мне обеспечь сейчас же машину к черному ходу.

— Есть.

— Ты поедешь со мной, — кивнул генерал Завитушному.

— Куда?

— В центризбирком.

* * *

В это утро Елена проснулась на рассвете. Отчего так весело на душе? Ах, сегодня наконец-то наступил день «икс», как она его про себя называла. Цель найдена и ее местопребывание зафиксировано, огневая позиция выбрана, снайперская винтовка находится на месте, запрятанная под тряпье. С водителем оговорено, где он будет ее ждать.

Выполнив почетный заказ, она спокойно, не спеша спустится на лифте вниз, пересечет улицу, сядет в машину — и поминай как звали! Да, а как звали-то, в самом деле? То ли госпожа Рукайтис, то ли мадам Дрожжина (фу, какая мерзкая фамилия!) Между прочим, милицейский патруль останавливал ее в городе всего один раз, и ее документы не вызвали никаких подозрений. Это добавляло еще больше уверенности в благополучном исходе сегодняшней акции.

Елена тщательно вымылась в ручье, напилась чаю и, попрощавшись шейхом, села в машину.

Подойдя к открытому окну, шейх наклонился и произнес:

— Желаю удачи, Элен!

— К черту, — процедила она сквозь зубы, и машина двинулась в столицу, как надеялась Елена, в последний раз.

Забегая несколько вперед, скажем, что надеждам ее суждено было сбыться, но не в том ключе, как она надеялась…

Прибыв в Черкесск, Рукайтис-Дрожжина оставила машину, настрого запретив водителю куда бы то ни было отлучаться, и первым делом отправилась на митинг, еще издали слегка возбужденная его будоражащим шумом.

Интересующий ее объект она обнаружила сразу. Рядом с усатым находился его то ли помощник, то ли телохранитель. «Храни, храни его тело, чучмек несчастный, — подумала она. — Скоро ты потащишь его на торжественные похороны». Мельком вспомнила встречу и застольный разговор в шашлычной: этот нацмен оказался довольно интересным собеседником…

Затем Елена пристально посмотрела на слуховое окошко высокого дома, в надежде, что никто снайперского гнездышка на чердаке не обнаружил, а винтовка там была спрятана надежно.

Через несколько минут она выбралась из толпы и легкой походкой направилась к дому, мысленно повторяя код парадной двери.

Никто на женщину не обратил внимания. Правда, когда она пробиралась в толпе, кто-то больно наступил ей на ногу, и она выругалась на чистейшем русском языке, правда, с каким-то непонятным акцентом.

* * *

Сжимая в руке увесистую гантель, Завитушный двинулся в сторону слухового окошка.

Фигура у слухового окошка лежала, не шевелясь, и он подумал было, что это вовсе не человек, а куча хлама.

Решил окликнуть, но поостерегся. В пути задел кем-то оставленную пустую бутылку, она упала. Услышав легкий шум, фигура шевельнулась. Теперь сомнений не было — это она, «белокурая бестия», как ему пришло в голову ее назвать.

Она лежала у слухового окошка, выставив в него винтовку — без сомнения, снайперскую — и медленно наводила ее на цель. На какую именно — у Завитушного сомнений не оставалось. Замысел был отменный — подстрелить полпреда в толпе, как говорится, «при народе в хороводе». Кто там разберет, чем и откуда был произвелен выстрел?..

— Не стреляй, сволочь!.. — изо всех сил крикнул Завитушный.

Фигура дернулась. Голова ее повернулась и, Завитушный мог бы поклясться, он увидел, как глаза сверкнули.

— Это ты!.. — хрипло произнесла она. — Любитель шашлыков.

Он велел:

— Брось ружье.

— Какой дьявол принес тебя сюда? — произнесла женщина, не слушая Завитушного, который появился как призрак.

— Брось, и я гарантирую тебе жизнь.

— Ишь ты, гарант выискался.

— Я сообщу о явке с повинной, и суд учтет это.

Она рассмеялась смехом, который был больше похож на рыдание.