Дина после декрета пошла зарабатывать. Ясное дело, онабольше не работала танцовщицей гоу-гоу в ночных клубах. За необычную яркуювнешность девушку взяли в дорогую гостиницу, посадили на рецепшен. Из-запоразительной красоты сотрудницы местное начальство закрыло глаза на то, чтоДина не знает английский. Правда, управляющий велел ей записаться на курсы иосвоить самые необходимые фразы.

Антонина Федоровна служила научным сотрудником в музее, Ильясидел в НИИ и получал не особо большой оклад. Лошадью, тащившей воз финансовыхпроблем семьи, оказалась Дина. У молодой матери практически не оставалось свободноговремени, сутки она сидела в гостинице, потом прибегала домой и уносилась назанятия, а еще требовалось убрать квартиру, постирать, купить продукты.

Невестка Войтюк оказалась умненькой, старательной иабсолютно равнодушной к знакам внимания, которые ей оказывали мужчины. Мало ктоиз постояльцев отеля не пытался соблазнить красавицу, но Дина очень любилаИлью, делала вид, что не понимает намеков, и умела так отказать мужчинам, чтоте не злились. Управляющий взял на заметку положительную сотрудницу, Динерегулярно повышали зарплату.

Первое время после появления на свет младенца АнтонинаФедоровна, Илья и невестка жонглировали Асей, передавали ее из рук в руки, нопотом им стало понятно: либо надо нанимать няню, либо кому-то придетсяуволиться с работы и вплотную заняться девочкой. Илья не собирался покидатьНИИ, без оклада Дины семья могла умереть с голоду, на амбразуру легла грудьюАнтонина Федоровна. Дама спешно оформила пенсию и посвятила себя Асеньке, еепоступок будто бы свидетельствовал о глубокой любви к внучке. Но подождитевосхищаться.

Илья обожал Асю. То, что девочку никак нельзя была назватькрасавицей и умницей, отца не смущало. После рождения дочери он разделилокружающих на два лагеря: те, кто любит Асю, и все остальные, последних Илюшавычеркивал из своей жизни навсегда. Когда лучший друг Ильи Роберт Крамоввоскликнул:

– Ася хромает, ее надо срочно показать ортопеду, –Илья молча открыл входную дверь и приказал приятелю, с которым десять лет сиделза одной партой:

– Убирайся.

– Я не хотел никого обидеть, – опомнилсяРоберт, – всего-то акцентировал твое внимание на проблеме, посмотри правдев глаза, Ася – инвалид.

– Убирайся, – повторил Илья, – и больше к намне приходи, никогда!

Ни Дина, ни Антонина Федоровна тоже не имели праваусомниться в красоте и талантах Аси. Уж на что Илюша обожал мать, во всем ейподчинялся, исполнял любые ее капризы, но когда та опрометчиво обронила: «Ася,наверное, не сможет самостоятельно есть, у нее правая рука плохоразвита», – почтительный сын вскочил с места и заорал: «Молчать! Оналучшая! Еще одно плохое слово о девочке, и я за себя не ручаюсь!»

Антонина испугалась и сделала нужные выводы: теперь онарасхваливала внучку на все лады, а день, когда Ася смогла самостоятельновключить свет в комнате, бабушка превратила в семейный праздник.

Несмотря на успехи Дины в области гостиничного сервиса,материальное положение семьи оставалось сложным. Илья требовал, чтобы Асюодевали как маленькую принцессу и покупали ей дорогие игрушки.

– Моя дочь никогда не будет нуждаться, – гордозаявлял папаша, – у нее должно быть только самое лучшее.

Может, это было и неплохим желанием, но деньги на наряды,фрукты, кукол, врачей и прочее добывала Дина, которая давным-давно из щадящегорежима работы (сутки на рецепшен, двое дома) перешла на экстремальный:семьдесят два часа за стойкой – двадцать четыре на восстановление сил. Спать вотеле приходилось урывками, зато денег стало в несколько раз больше, ауправляющий всем ставил Войтюк в пример.

В мае Римма вышла на балкон, чтобы повесить белье,перегнулась через перила и увидела Антонину Федоровну с внучкой, девочка быларазодета, как кинозвезда на красной дорожке перед вручением «Оскара».

– Помаши папе ручкой, – сюсюкала Антонина.

Асечка сделала пару неловких движений.

Илья поцеловал дочь и ушел. Девочка попыталась побежать заним, упала и зарыдала. Отец уже завернул за угол, он не видел, какие событияразворачивались в пустом дворе. Антонина рывком поставила внучку на ноги и созлостью шлепнула, Ася замолчала. Бабка подвела девочку к высокой скамейке,усадила и приказала ей, как собаке:

– Сидеть!

Ася замерла.

Римма вешала на веревку бесчисленное количество детскихколготок и спустя короткое время услышала рев, она посмотрела вниз. Антонинаволокла за руку вопящую Асю, та не хотела идти в подъезд, упиралась, но бабкаупорно тащила капризулю. Почти у самой двери Войтюк не сдержалась и наподдалавнучке с такой силой, что та упала на колени. Телесное наказание подействовалона плаксу парадоксальным образом. Как правило, после рукоприкладства малышиначинают орать еще громче, но Ася живо замолчала, кое-как встала и поплеласьдомой, не издав больше ни звука.

– Правда, странно? – спросила у меня Римма.

– Только не для ребенка, который приучен ктумакам, – мрачно ответила я, – если тебе постоянно достаютсяколотушки, быстро просекаешь простую истину: довела взрослого до раздачизуботычин, немедленно замолчи, вторая оплеуха, как правило, оказывается крепчепервой, третья еще больнее. Похоже, бабушка втихаря поколачивала Асю.

– И я о том же подумала, – кивнула Римма.

– Ты сказала о своих наблюдениях Дине?

– Намекнула, аккуратненько так спросила: «Тебе некажется, что Антонина строга с Асей?» – а Дина ответила: «Если девочку сейчасне воспитать, потом с ней будет не совладать. Может, Антонина Федоровна когдаАсю и накажет, так ведь не со зла!» Но мне показалось, что бабка именно созлостью орудовала, – сказала Римма, – знаешь, Ася у них очень вовремяумерла.

Я поежилась.

– Ты говоришь ужасные вещи.

Римма оперлась грудью о стол.