Ева критически оглядела голову собеседника.

– У тебя красивая голова, академическая, внушающая уважение. Волосы не обязательны.

– Спасибо за комплимент.

– Это не комплимент, констатация факта, я и раньше не обращала большого внимания на твою причёску. Важней было другое.

– Что именно?

Она не ответила.

– Давай выпьем за успех безнадёжного дела.

– Это тост моего друга Толи Новикова.

– Я помню и люблю этот тост.

Они сделали по глотку вина, помолчали.

– Ты всегда очень убедительно молчишь, – заметила Ева. – А это отражает глубину человека лучше всех слов.

– Не знаю, как насчёт глубины, но живу я тихо и незаметно, и мне это нравится.

Калёнов улыбнулся.

– Ты начала писать стихи?

– Это Пушкин.

– Его стихи я знаю плохо, мне ближе Блок. А вот проза Александра Сергеевича гениальна.

– И стихи его гениальны, в них надо вжиться, вникнуть, и многое становится понятным. Я изредка листаю сборники.

– Как тебе вино?

– Я не большой знаток вина, ты знаешь, но это великолепно!

– Раньше ты пила только соки.

– Время изменилось. – Ева принялась за еду.

Понаблюдав за ней, Калёнов тоже взялся за нож и вилку.

– Я слышал, ты развелась с мужем.

Она подняла голову, глаза женщины потемнели.

– Прошу тебя, не порти ужин! Я не хочу говорить о прошлом, всё осталось позади… и слава богу!

Максим Олегович медленно продекламировал:.

– Не хочу я себя в этом суетном мире оправдывать, я не более грешен, поверь мне, дружище, чем ты…

Ева замерла, прислушиваясь к себе самой, словно искала что-то в душе, посмотрела на него прямо.

– А это чьи стихи?

– Моего давнего приятеля Юры Ковалёва. Он хороший поэт и славный мужик.

Ева перестала есть, потянула руку к бокалу, и Калёнов добавил ей вина из бутылки.

– Скажи честно, почему ты согласился войти в группу?

– А ты?

Она нахмурилась.

– Терпеть ненавижу, когда отвечают вопросом на вопрос!

– Извини, забыл. Барсов и его парни реально помогли мне разобраться с интернетовским упырьком.

– Шамсуаровым? Так это ты уговорил майора заняться «Розовым слоном»?

– Наоборот, он предложил решить проблему куратора «групп смерти», когда я колебался, взвешивая «за» и «против». Судьба Вани Симанчука меня сильно напрягла, даже не знаю почему.

– Наверно, потому, что у самого есть внуки.

– Двое. И внучка. Может быть. Но ведь и ты колебалась?

Ева отхлебнула вина, глаза её затуманились.

– Не уверена, что сделала правильно. У меня в общем тоже всё ровно, работа интересная, часто езжу на полигоны по всей стране, никаких особых волнений или тревог нет и не предвидится… не считая мелких бытовых проблем. А тебя увидела…

Он подождал продолжения.

– Вспомнились обиды?

Глаза Евы снова на миг потемнели.

– Это к делу не относится. Ты ведь так и не женился?

– Нет.

– Вот и забудь о том, что было. А согласилась я войти в ГОН больше под влиянием эмоций. Послушала передачу по ТВЦ «Задело», о том, как законы у нас в стране пишутся под власть имущих, и так захотелось пострелять всю эту сволочь, засевшую в тёплых кабинетах! ГОН – хороший шанс заставить обнаглевшую чиновничью рать жить для народа.

– Ты оптимистка.

– А ты нет?

Он привычно помолчал.

– Я учу китайский.

– Что? – удивилась женщина.

– Анекдот такой есть: оптимисты учат русский, пессимисты английский, а реалисты китайский. Я давно слежу за тем, что творится в мире и в нашей стране. Мерзавцев вроде бывшего министра обороны Сердюкова у нас выше крыши, но самое плохое, что за ним стоят ещё более страшные упыри во власти, которые до сих пор спасают его и таких же, как он, от осуждения, гнева и возмездия. Вот кого я убрал бы в первую очередь.

– Узнаю полковника военной разведки, – с улыбкой сказала Ева. – Ты всегда решал проблемы кардинально.

– Увы, это удел молодых.

– Не кокетничайте, полковник, я знаю ваш потенциал.

– Я тоже знаю, – согласился он.

– Но счастливым ты не стал.

Калёнов пригубил вина, раздумывая больше не над смыслом сказанного, а о тоне, каким были произнесены слова. Показалось или нет, но Ева ждала от него каких-то признаний.

– Счастье – когда не надо врать, что тебе хорошо.

– Ты научился уходить от прямых вопросов.

– А ты не разучилась их задавать. Я тоже мог бы спросить, счастлива ты или нет.

– Так спроси.

– Боюсь, – признался он.

– Чего? – удивилась она.

– Что ты скажешь правду.

Ева подняла свой бокал, задумчиво разглядывая каменное лицо Калёнова, сделала глоток. В глазах женщины мелькнула и погасла искорка насмешки.

– Ты меня пугаешь, Максим.

– Извини, не буду.

Подошёл официант, принёс заказанный кофе.

– Что-нибудь ещё?

– Нет, спасибо, – очнулась от размышлений Ева, бросила взгляд на часы. – Пора заканчивать трапезу, нам ещё предстоит обдумать контакт с Бескудниковым.

– Здесь?

– Нет, конечно, поедем ко мне.

Калёнов кивнул, хотя сердце дало сбой. Снова показалось, что Ева ждёт от него каких-то слов. Но он и в самом деле не знал, что надо говорить в таких случаях, после десяти лет разлуки и полного отсутствия общения.

В машине она сказала:

– Позвони майору, дай ему мой имейл, пусть сбросит досье на Бескудникова и на его окружение. Почитаем и прикинем варианты.

Калёнов достал мобильный.

Встреча закончилась поздно ночью.

Калёнов не был у Евы дома ни разу, – она жила в Филях, на улице Первомайской, в двенадцатиэтажном панельном доме брежневской эпохи, на шестом этаже, – поэтому тайком осмотрелся, пока она переодевалась, и понял, что мужчины здесь если и бывают, то редко и по делу. Это согрело сердце, хотя он ни на что и не рассчитывал. Однако вспыхнувшую в душе призрачную надежду пришлось давить железной рукой воли.