– Может быть, не знаю. И не так уж он меня и балует. Хотя на позапрошлый день рождения подарил настоящий рубби класса «Межпланетник», – в её голосе зазвучали хвастливые нотки вчерашней девчонки-школьницы. – Красивый! И мощный, как средний космокатер. На нём по всей Системе можно путешествовать – от астероида к астероиду. Представляешь?

– Ещё бы! А на прошлый день рождения, значит, секретный нехилый счёт… – задумчиво протянул я. – Сколько, говоришь, тебе исполнилось в прошлом году?

– Шестнад… ой! Я не говорила тебе, сколько мне исполнилось! Так нечестно!

Надо же – угадал…

Мы чуть серьёзно не поссорились. Спасло то, что мне удалось перевести всё в некое подобие шутки. Зато теперь я знал, что имею дело с совсем молодой девушкой и, действительно, вчерашней школьницей. Наверное, можно было узнать её возраст и каким-то иным способом (например, спросить об этом прямо), но получилось так, как получилось.

Вообще, разговаривая в тот день с Эйшей на различные темы и обсуждая ближайшие планы, мне всё время казалось, будто в ней чудесным и странным образом уживаются два человека. Своенравная, нарочито хулиганистая и в то же время очень ранимая девчонка и мудрая женщина, способная на взвешенные продуманные решения.

И это сочетание, не скрою, мне чертовски нравилось. Нет, не так. Оно меня волновало. И снова не так. Я просто был влюблён.

До того, как наступило время сна, мы ещё дважды решились выпустить наружу Карбу с целью получения информации. Была она разная, в том числе и довольно тревожная: ещё в нескольких местах на Большом Торгуне и астероидах, входящих в Систему, были отмечены вооруженные столкновения между кланами. Пока это нельзя было назвать войной за глобальный передел рынка, но корреспонденты и аналитики, приглашённые в радиостудии, хотя и были крайне осторожны в прогнозах, не исключали такой возможности в обозримом будущем.

Но самого главного – живы родственники Эйши или нет – мы не узнали, об их судьбе в текущих новостях пока ничего не сообщали, а различные предположения, звучащие в эфире, мы старались игнорировать. С тем и легли спать. Каждый на своих нарах, по разные стороны от привинченного к полу стола.

Здесь, под землёй, оказалось совсем не жарко.

Пока сидели, разговаривали, строили планы и доедали те запасы съестного, которые имелись (две пачки печенья, которому осталось полшага до полного окаменения, и с десяток невероятно тягучих и приторно-сладких конфет), казалось, что температура вполне нормальная и даже комфортная. Но, как только оба солнца Торгуна – Бонво-здар и Мули-здар (Бабушка и Внучка) зашли за горизонт, и наступила короткая, длиной в два земных часа и четырнадцать минут, ночь, заметно похолодало.

Я лежал на спине, скрестив на груди руки, положив под голову в качестве подушки свёрнутые в тугой комок старые штаны Эйши, и думал о том, что при такой малой силе тяжести твёрдая поверхность нар почти и не ощущается. Ещё бы какое-никакое одеяло и стало бы совсем хорошо. Но одеяло здесь было только одно.

Я прислушался, чтобы определить, спит Эйша или нет, и не определил – в нашем каземате царила почти абсолютная тишина.

Щелкунчик, забравшись под нары Эйши, казалось, вовсе прекратил существование в этом мире.

И только робот Карба, перейдя в слабоактивный режим, гудел на самом пределе слышимости. Наверное, каким-нибудь вентилятором внутри себя. Что ещё может гудеть у робота?

Горящий вполнакала электрический фонарь под потолком освещал подземелье хоть и тёплым, но почему-то нерадостным светом.

Я вспомнил, как однажды в армии, будучи уличён в самовольном оставлении части, попал на гарнизонную губу и провёл там трое суток.

Чем-то те условия напомнили нынешние – в камере тоже отсутствовали окна. Но с нарами ситуация была несравненно хуже, их опускали только для шестичасового сна (с двадцати трёх часов до пяти утра), а затем снова поднимали к стене и закрывали на замок. А потому как нечего губарю[9]днём валяться на нарах – или ходи по камере из угла в угол, или сиди на привинченной к полу металлической табуретке за таким же столом. Вот и вся твоя свобода действий. И, уж конечно, ни одеяла, ни подушки на ночь не положено. Хорошо, на вторые сутки товарищи шинель сумели передать… Кстати, здесь стол тоже привинчен к полу. Но шинели нет и не будет. А моя летняя курточка никак функции шинели выполнять не хочет. Увы. С другой стороны, здесь Эйша, а там был жутко храпящий ночью и рассказывающий днём бесконечную и довольно унылую историю своей жизни боец из соседнего автобата.

Как же его звали-то? Вовка? Витька? Уже не помню.

Ну и здесь я волен поступать, как хочу. Вроде как. Во всяком случае, могу свободно выйти и вернуться. Например, покурить. А зачем, если курить можно и здесь? Вентиляция, как оказалось, хорошая. Нет, ну его на фиг, побережём сигареты. Может, всё-таки бросить? А что, повод удобный. Вот закончатся сигареты, и поглядим. Ёжик в тумане, и впрямь не жарко. И, главное, не сказать, что очень уж холодно. Эдакое слегка промозглое состояние…

– Дёма, ты спишь? – неожиданный шёпот Эйши заставил меня вздрогнуть.

– Нет пока, – тоже шёпотом. – А что?

– Тебе… тебе не холодно?

– Есть немного.

– И мне.

– Но у тебя же одеяло?

– Как-то оно не очень греет. Опять же, у меня есть одеяло, а у тебя нет. Несправедливо. Мне ещё и страшно.

– Ну что ты. Здесь же я, и Карба, и Щелкунчик. Чего бояться?

– Не знаю. Страшно – и всё.

«Идиот, – подумал я, – счастье само прёт тебе в руки, а ты тормозишь. Ну же, не трусь».

– Есть вариант, – прошептал я.

– Какой?

– Иди ко мне. Вместе теплее. И не так страшно.

Она молчала.

Я терпеливо ждал, стараясь усилием воли усмирить бешено колотящееся сердце.

– А ты…

– Никаких приставаний, – быстро прошептал я. – Обещаю. Только сон. Обнимемся и будем спать.

– Как брат и сестра?

– Ну… да.

Мы укрылись одеялом, она положила мне голову на плечо и тихонько вздохнула:

– Вот теперь хорошо.

«Вот теперь точно не усну», – подумал я, вдыхая сладкий запах её волос, и через пару минут провалился в крепкий спокойный сон.

Лес закончился внезапно, словно обрезанный чудесным мановением Господа Бога или, что гораздо вероятней, бульдозерным ножом под управлением рабочего-терраформировщика. Или с помощью чего там каравос Раво превращали во время оно безжизненный и безымянный планетоид в цветущий Большой Торгун.

Мы остановились на опушке, оглядывая открывшуюся перед нами панораму: башни офисов, кубы и параллелепипеды магазинов и складов, полусферы крытых рынков, посадочные площадки, усеянные разноцветными и разнокалиберными рубби, пешеходные улицы и площади, заполненные народом. Всё это великолепие располагалось в неглубокой, но весьма обширной котловине, лежащей прямо перед нами.