Она открыла дверь сарая и отнесла лопату к задней стене, где в ряд висели все инструменты. Она как раз подняла ее над головой, чтобы повесить на место, когда по стене скользнула темная тень. Она сразу представила себе проныру контрабандиста и резко повернулась; лопата упала на пол. Сердце Арабеллы бешено заколотилось о ребра.

В дверях стоял Люсьен, шляпа и плащ его были припорошены снегом.

– Извини, что напугал тебя, но я подумал, что здесь нам никто не помешает.

Он вошел в сарай, и, пока он отряхивался, небольшое помещение показалось ей вдвое меньше своего обычного размера.

– Похоже, на Рождество будет много снега.

Она пыталась восстановить дыхание, но могла только смотреть на Люсьена.

Тот подошел к ней. Он выглядел слишком красивым, улыбался, глаза его как-то странно блестели.

– Чем ты собираешься заняться этим утром?

– Хочу навести порядок в сарае. Это нужно. – Но не настолько, насколько Арабелле было нужно расстояние между ней и Люсьеном. Она тяжело вздохнула. – Я стараюсь содержать это место в чистоте, но никак не получается.

– Досадно. – Он взял мотыгу, которая стояла в углу так долго, что уже покрылась паутиной, и повесил ее на заднюю стену. Плащ распахнулся: под ним обнаружился безупречный черный жилет, накрахмаленный галстук был завязан безукоризненным узлом, в складках которого сверкал изумруд.

Арабелла посмотрела на свободные бриджи, которые она взяла у Роберта, свою грубую юбку и грязно-серый плащ. Никогда раньше контраст между его и ее положением не был настолько очевиден. Именно поэтому он никогда не подумал бы жениться на ней, если бы ей не грозила тюрьма. Черт бы побрал его джентльменские замашки! Из-за них его было очень трудно не любить.

Она воинственно вздернула подбородок.

– Не будем тянуть. Что ты хотел узнать?

Улыбка его постепенно исчезла. Он пожал плечами, внимательно глядя на нее.

– Все.

Со дна души, смешавшись с потоком других, безымянных чувств, поднялось чувство долга. Она сунула руки в карманы плаща.

– Когда отец умер, он оставил нам счета, которые мы не могли оплатить. Мы были нищими. Без моего ведома Уилсон занимался контрабандной торговлей. Когда я это обнаружила, я стала ему помогать.

– Каким образом?

– За три месяца, прошедшие с тех пор, как я присоединилась, мы начали снабжать спиртным на двенадцать постоялых дворов больше, добавили около восемнадцати бочек в месяц к обычным грузам и утроили доход.

Он тихо выругался.

– Из-за этого ты оказалась на виду у властей. Конечно, она это знала. Но в то время она изо всех сил старалась выплатить долг лорду Харлбруку, и тогда риск казался оправданным. Однако она никогда не призналась бы в этом, особенно Люсьену.

– У нас не было неприятностей, пока не приехал ты. Желваки на его скулах показали ей, что он думает о ее жалких выводах.

– А что насчет драгоценностей? Она нахмурилась:

– Не знаю. Как ты их нашел?

– Та бочка стояла отдельно и была немного меньше других.

Лицо Арабеллы помрачнело, уголки губ опустились.

– Я должна была догадаться. Мы поругались с нашим поставщиком, и закончилось тем, что взяли у него часть чужого товара. – Она подняла на него глаза. – Люсьен, я ни чего не знала о драгоценностях, пока ты мне их не показал. Клянусь.

Он окинул ее взглядом, потом вздохнул, снял перчатки и сунул в карман.

– Кто еще участвует в этом, кроме тебя и Уилсона?

– Его племянники, Лэм и Туэкс.

– Кто-нибудь еще?

Она отрицательно покачала головой. От смущения у нее горели щеки, в горле стояли слезы. Но она не заплачет. Она не доставит Люсьену Деверо такого удовольствия. Что он знает о настоящей бедности? О стараниях должным образом содержать близких, которые не в состоянии содержать себя сами? Когда его карманы опустели, ему достаточно было поскакать в Лондон и продать свой титул первой попавшейся наследнице. У нее такой возможности не было.

Затуманившийся взгляд Арабеллы упал на лопату, и она наклонилась ее поднять одновременно с Люсьеном. Его большая теплая ладонь накрыла ее пальцы, и несколько секунд они стояли неподвижно.

Потом Арабелла убрала свою руку и спрятала ее за спину.

– Зачем тебе знать о контрабанде? – Ей удалось улыбнуться. – Думаешь войти в дело?

Он медлил с ответом, взгляд его скользил по ее лбу, глазам, губам.

– Скажем так: у меня в этом есть свои интересы. – Он криво ухмыльнулся. – Ты же знаешь, что мы помолвлены.

– Помолвка – это обязательство. – Тут она показала свое презрение. – Что тебе известно об обязательствах?

– Никто из нас не вел безупречную жизнь, Белла, – сказал он.

– Я хочу, чтобы ты понял, Люсьен: моя семья была разорена. Роузмонт разваливался. У меня не было выбора.

– Тогда мы равны: у меня тоже не было выбора. – Люсьен смотрел, как она хмурится, обдумывая его слова, не зная, правду ли он сказал. Он протянул руку и осторожно коснулся выбившегося завитка волос у нее надолбом. – Но сейчас у нас обоих есть выбор. Арабелла, выходи за меня замуж.

Ее взгляд полыхнул неистовым огнем.

– Я не нуждаюсь в твоей благотворительности. В отличие от тебя я не продаюсь.

Люсьен терпеть не мог, когда она разговаривала с ним таким разъяренным и презрительным тоном. Особенно его это выводило из себя, потому что она была права.

– Если бы я был более подготовлен к тому, чтобы принять на себя обязанности, налагаемые титулом, и менее зависим от мнения других, я, возможно, нашел бы другой выход из положения, как это сделала ты.

– Другой? Какой другой?

Он не ответил. Ответ ее только разозлил бы, а с него уже было достаточно: достаточно обвинений, достаточно бесполезного гнева. И достаточно обид. Каждый раз, когда в ее карих глазах отражалась боль, его сердце обливалось кровью. Он только что предложил ей свое состояние, свой дом и даже свое имя, а она осмеяла его, как будто он попытался подсунуть фальшивую монету.

Однако, несмотря на ее чувства, она не могла отрицать их взаимную страсть. Это было единственное оружие, которое у него осталось. Люсьен протянул руку и привлек Арабеллу к себе, приникая к ее губам до того, как она успела начать сопротивляться. Ее рот казался сладким, как мед, в ее учащенном дыхании смешались ярость и неукротимое желание.

Между ними возникло тепло, и руки Арабеллы обвились вокруг его шеи. Люсьен застонал, его ладони скользнули по изгибу ее спины, бедрам, опустились ниже. Боже, она мучила его силой своей страсти, естественным откликом на его действия, который заводил Люсьена все дальше и дальше, пока он не потерял контроль над собой.