снисхождение, разрешив тем уехать в Дамаск. Сам он, оставив гарнизон, вернулся в Египет[326].

Когда союзник претендует на награду, которую желает получить его же товарищ по альянсу, ситуация требует немедленного разрешения. Но в ту минуту латинянам было не до аль-Афдаля. Кербога стоял у стен города, ожидая новых подкреплений, силы крестоносцев таяли. Вновь был созван военный совет, на котором, утвердив уже практически официально права Боэмунда на Антиохию, приняли решение передать тому на 14 дней все права по командованию крестоносным воинством; по сути, Боэмунд получил диктаторские полномочия. Раймунд Тулузский, авторитет которого после чудесной находки сильно вырос, некстати заболел, а потому не смог стать конкурентом Боэмунду.

Быстро восстановив дисциплину в войске, норманн направил к Кербоге Петра Пустынника с предложением решить вопрос миром, на что эмир дал высокомерный отказ — его армия почти в 2 раза превосходила по численности латинян, была гораздо свежее и не страдала от голода. Таким образом, битва оказывалась неизбежной. Два дня крестоносцы постились и пребывали в молитве, наконец, собрав последние остатки мужества пилигримов в один кулак, 28 июня 1098 г. Боэмунд вывел своих рыцарей на битву. Кербога настолько был уверен в победе, что даже не стал препятствовать их построению[327].

Священник Раймунд Агуилерский, состоявший при особе графа Тулузского, так описывал эту битву. «Дерзость врага нарастала. Наши люди, рассчитывая на выгодное возвышенное положение, бились с неприятелем и отбросили его при первом натиске. Однако, забыв об угрожающем положении и стремясь к грабежу, они все же были обращены в бегство. Более 100 человек погибло в воротах города, а еще больше полегло лошадей. Турки, достигшие основания крепости, хотели спуститься в город. Битва шла с утра до вечера с такой яростью, о которой прежде никогда и не слышали. Нас постигло ужасающее и небывалое бедствие, и среди потока стрел, камней и копий пали столь многие, что люди утратили чувствительность. И если вы спросите, как настал конец битвы, я отвечу, что спустилась ночь»[328]. Армия турок была разбита наголову, а буквально на следующий день гарнизон цитадели сложил оружие. Потери крестоносцев насчитывают около 4 тыс. воинов, разумеется, турки потеряли гораздо больше своих солдат. Теперь Антиохия стала вновь христианской, но не византийской.

С этим сражением связано рождение одной красивой легенды. Будто бы во время битвы Танкред, племянник Боэмунда, был смертельно ранен турком-великаном. Истекая кровью, он умирал в стороне, когда к нему прибежала прекрасная Эрминия — взятая им незадолго до этого в плен султанская дочь. Девушка отрезала кинжалом свои прекрасные волосы, обладавшие якобы волшебной силой, перевязала ими раны любимого и тем самым спасла от смерти:

Тебе, Танкред, я душу отдаю:

Пусть вместе успокоится с твоею».

Теряются слова ее в стенаньях,

слезами же своими орошает

Она лицо героя. Тот в себя

Приходит и едва приоткрывает

Сомкнутые уста! Глубокий вздох

Сливается со вздохами царевны...

Уже доспехи сняты; вся дрожа,

Эрминия осматривает раны.

И знанье, и уменье обещают

Возлюбленного к жизни возвратить[329].

Так или иначе, но Танкред выжил и станет еще не раз героем нашего повествования. Легенда легендой, но действительность была куда менее красивой. Подсчитав потери, 3 июля 1098 г. вожди приняли решение переждать жаркое восточное лето и отправиться на взятие Иерусалима лишь в ноябре месяце. А за это время намеревались решить все накопившиеся спорные вопросы. Увы, как всегда, главным из них был вопрос о том, кому все же принадлежит Антиохия? Боэмунд вспоминал ранее данные ему обещания, Раймунд Тулузский, не тратя лишних слов, занял своими солдатами несколько сторожевых башен, контролирующих кварталы города, и потребовал закрепить за ним права на эту часть Антиохии. По крайней мере в том случае, если права Византийского императора на город не будут признаны его товарищами. Безусловно, Раймундом, который некогда категорически отказывался принести Комнину ленную присягу, двигали не только соображения чести и желание восстановить справедливость. Если уж Антиохия не достается ему, то пусть она не попадет в руки и его противника![330]

Желая найти приемлемый компромисс, некоторые вожди крестоносцев предложили все-таки признать права Константинополя на Антиохию, но при непременном условии, что Алексей Комнин вместе с ними предпримет поход на Иерусалим — ввиду больших потерь армия латинян сильно поредела в численности и нуждалась в свежих пополнениях. Посольство возглавил отпрыск королевской крови граф Гуго Вермандуа, но, прибыв в Константинополь, он решил не возвращаться в Антиохию и отправился в любимую его сердцу Францию. Едва ли могут возникнуть сомнения в том, что Гуго имел аудиенцию у императора и донес до его слуха вопль латинян о помощи. Тем не менее положительной реакции на это письмо не последовало, что также вполне объяснимо.

Хотя обращение к василевсу состоялось по горячему призыву Раймунда и еще живого на тот момент епископа Адемара, Боэмунд не особенно противился ему: он прекрасно понимал, что Комнин воевать с турками за Иерусалим не будет. Взятие Святого города вовсе не означало крушение турецкой экспансии, а наживать грозных врагов для интересов крестоносцев явно не входило в планы Алексея I. И нет ничего удивительного в том, что латиняне так и не получили письма от императора, который под любым благовидным предлогом оттягивал отрицательный ответ. Тогда Боэмунд решил действовать, как говорится, по факту. 14 июля он подписал соглашение с генуэзцами, которым, как полноценный хозяин Антиохии, передал право торговли на некоторых городских площадях, а также часть зданий в обмен на поставки продовольствия.

В довершение всех бед внезапно вспыхнула эпидемия, мгновенно разогнавшая рыцарей по крепостям и городкам, расположенным вдали от Антиохии. Герцог Готфрид Бульонский направился в Эдессу, а оттуда в Турбессель и Раванделу, где и обосновал свои новые владения. Боэмунд занял Киликию, где уже стояли гарнизоны, оставленные еще его племянником Танкредом. Роберт Норманнский двинулся вдоль побережья к городу Латакании, который был освобожден им от турок, хотя и ненадолго, — византийцы вскоре вновь вернули его себе. Раймунд Сен-Жиль овладел Рутьей на Оронте и захватил город Альбары. Примечательно, что в этом городе ранее не было своего епископа, и теперь по просьбе Раймунда Сен-Жиля Антиохийский патриарх Иоанн хиротонисал некоего Петра в архиереи, нисколько не смущаясь тем обстоятельством, что тот принадлежал к Римской церкви[331].

Однако эти доброжелательные отношения были развеяны Боэмундом, который действовал совершенно самостоятельно, не считаясь с чужими интересами. Беда заключалась в том, что 1 августа 1098 г. от