я стояла в толпе, наблюдая за, что называется, «Днем посвящения» в Нью-Йоркской публичной библиотеке. На церемонии чествовали сорок шесть авторов и сорок издательств, подписавших соглашение под названием «Декларация о сохранении книг», после которого стали появляться типографии, использующие для производства бескислотную бумагу. В тот день многие библиотекари, включая двадцатисемилетнюю меня и группу моих друзей, недавно получивших степень в области библиотечного дела, радовались такому событию.

Конечно, мой тогда еще жених Гари назвал эту поездку в Нью-Йорк абсолютной глупостью, что должно было стать для меня первым тревожным звоночком.

«Но век живи – век учись», – сказала я себе, осторожно развязывая выцветшую голубую ленточку, связывающую письма. После разложила все на кофейном столике, надеясь, что они лежали в том порядке, в котором были получены.

К счастью, письма были расположены по датам, и первым шло послание от девяностого года, которое я прочитала на чердаке, а последнее датировано концом осени девяносто второго. «Вероятно, Патриция Клю умерла примерно в то время», – предположила я, беря в руки второе письмо, чтобы полностью прочитать его. Всего их было семь, и каждое оказалось тяжелее предыдущего. Дочитав последнее, я откинулась на спинку стула и потягивала вино, обдумывая прочитанное.

Возлюбленный Патриции Клю, который подписывался лишь «Р», в каждом послании признавался в бесконечной любви к ней, но интенсивность его призывов оставить Альберта Клю и присоединиться к нему возрастала в геометрической прогрессии от первого письма к предпоследнему. Однако тон седьмого письма изменился, страсть и отчаяние уступили смирению.

Я покрутила бокал с вином и посмотрела на потолок, где лениво вращался белый вентилятор. «Какая трагическая история, – размышляла я. – Двое по-настоящему любящих друг друга человека расстались, потому что один из них хотел уберечь другого от банкротства».

Совершенно ясно, что, даже будучи беременной Кэмом, Патриция знала – ее рак вернулся. Я прочитала это между строк, а также сделала вывод из того, что она отказалась от лечения во время беременности и вернулась к нему только после рождения Кэма. Я также догадалась, что речь шла о чрезвычайно дорогих методах лечения редкой формы рака, которая в то время ставила врачей в тупик.

У меня в голове постоянно крутились строки из письма: «Я не виню тебя, Пат. Я знаю, отсутствие у меня, как и у тебя, страховки сделало бы невозможным то лечение, которые ты проходишь сейчас». Значит, причиной расставания стали деньги или их отсутствие.

Взяв в руки единственный конверт, вложенный в стопку, я заметила, что он был адресован Патриции Клю в Эйркрофт. Никакого обратного адреса. Интересно, был ли Альберт Клю в курсе, что его жена продолжала переписываться с мужчиной, которого по-настоящему любила? Невозможно было сказать наверняка, но одно было ясно – Альберт знал, что Кэм не был его биологическим сыном. «Р» ясно дал это понять в нескольких письмах.

Я нахмурилась, пытаясь разобраться в этих странных взаимоотношениях. У меня оставалось очень много вопросов.

Как много знал Альберт Клю? Неужели Патриция заставила его обманом жениться на ней ради своего будущего и будущего нерожденного сына? Или они заключили какое-то взаимовыгодное соглашение? Понимал ли Альберт, что она больна, когда они поженились? Действительно ли он предложил ей жениться в первую очередь ради того, чтобы дать ей медицинскую страховку или иным образом профинансировать ее лечение? Возможно ли, что он любил ее так сильно, что поклялся заботиться о ней и ее сыне, даже учитывая, что ни один из них фактически не имел к нему никакого отношения?

К сожалению, я не могла ответить на эти вопросы, даже читая письма. Я допила вино и поставила бокал на столик, а затем снова взяла последнее письмо.

В нем «Р» признавал, что Патриция сделала правильный выбор, давая себе шанс на жизнь, а также гарантируя, что Кэм всегда будет жить в достатке. Он ссылался на то, что Патриция, должно быть, написала ему в письме, и соглашался прекратить все контакты с ней.

И с Кэмом. «Мальчику будет лучше с Клю, – писал «Р» в последнем письме. – Он может подарить ему весь мир, а вот мне предложить совсем нечего».

Вздохнув, я отпустила конверт, позволив ему упасть на кофейный столик. Падая, он перевернулся, приземлившись лицевой стороной вниз, и я поняла, что на обратной стороне было что-то написано.

Снова взяв письмо, я прочитала короткую заметку, написанную на обратной стороне. «Никаких указаний о местоположении», – говорилось в ней, что ничего особо не объясняло. Но именно при виде почерка я судорожно втянула воздух.

Я узнала его. Видела на части документов о покупке и подтверждении подлинности коллекции детективов. А значит, несмотря на отсутствие подписи, я понимала, кто написал эту ремарку.

У меня не осталось ни малейшего сомнения в том, что Кэмерон Клю также знал правду о своем происхождении.

Глава 37

Всю субботу я пыталась выбросить из головы мысли об убийстве Эшли, пропавшем отце Кэма и таинственной женщине на фотографиях. Отчасти я добилась успеха, особенно когда сосредотачивалась на других вещах, таких как покупка продуктов и попытка подстричься в новой парикмахерской. Мне даже удалось запоем посмотреть новое шоу, которое я откладывала на спокойный день. Естественно, поскольку это был детективный сериал, я снова начала обдумывать собственные загадки, а значит, спала не так хорошо, как хотелось бы.

В воскресенье днем, как раз когда я собиралась позвонить Бейли, она сама связалась со мной.

– Вот всегда так, – заметила я. – Ты звонишь мне как раз тогда, когда я собираюсь звонить тебе.

– Да, наверное, потому что мы родственники, – проговорила Бейли тоном, который всегда очаровывал слушателей и в том числе меня.

– Как у тебя дела? Отдыхаешь перед вечерним выступлением?

– Пытаюсь. Хотя трудно не нервничать, когда переживаешь, что твою маму втянули в расследование убийства.

В ответ на это я фыркнула.

– Со мной все в порядке. И я вне подозрений, если ты беспокоишься об этом.

– На этот счет я и не переживала. Решила, если ты захочешь кого-то убить, едва ли список твоих жертв возглавит молодая женщина, которую ты едва знала.

– Очень смешно, – сухо молвила я, радуясь, что Бейли не видит мою ухмылку. – Как там шоу?

– Отлично. – Последовала долгая пауза, и только потом Бейли добавила: – Мы с Чарли расстались, но у нас все хорошо.

– Как за пределами сцены, так и на ней? – Я вспомнила каким безумно влюбленным казался Чарли, когда я в последний раз видела их вместе.

– В основном. На самом деле он совсем не злится. Просто хандрит.

– Думаю, ему трудно тебя отпустить. И я