удерживаюсь я, — насколько я знаю, у твоего отца просто идеальный вкус.

— Но он же мужчина, — возмущенно объясняет она, — чем он мне поможет в выборе белья под платье. А ведь нужен еще макияж, и прическа, и туфли, и сумочка…

А я понимаю, что это будет просто марафон, из которого я могу не вернуться живой. Наверное, я социофоб, но меня раздражает огромное количество людей вокруг. Тем более, что ходить придется среди обычных людей, а не одаренных. Впрочем, именно в моих силах сильно ускорить этот процесс. Поймав себя на том, что мысленно уже планирую маршрут, обреченно закатываю глаза.

— Хорошо, я помогу, конечно.

Она радостно визжит и виснет у меня на шее. Когда за ней закрывается дверь, усталый вздох сам собой срывается с губ. Я ошиблась, эта девушка намного хуже моей дочери. Как там в анекдоте?

«— Ой какая резвая у вас малышка!

— Не то слово. Уже восемнадцать месяцев не могу спать спокойно…

— Главное, чтобы вы могли спокойно спать, когда ей будет восемнадцать лет!»

Вот эта ситуация из той же оперы. Единственное, что радует меня во всем этом безобразии, только то, что впервые от нашего мэра будет хоть какая-то польза. Ведь там я наконец, смогу встретиться со своим врагом. Теперь зная, что именно он и есть тот, кого я должна уничтожить.

Когда за званной гостьей закрывается входная дверь, я чувствую острое желание сползти вниз и остаться на полу в полном одиночестве и покое.

— Что, утомила тебя твоя новая подружка? — меня подхватывают мужские руки.

Несколько шагов и мы устраиваемся на диване в гостиной под хитрым и довольным взглядом Лилии.

— Это просто какой-то эмоциональный торнадо, — пожаловалась я. — У нее настроение скачет сильнее, чем счетчик Гейгера в радиоактивной зоне.

— Ну может тебе именно этого и не хватает, чтобы выйти из своего эмоционального коллапса, — задумчиво пропуская пряди волос сквозь пальцы насмешливо говорит Александр.

— Так! Нормально у меня все с эмоциями, нормально, — хлопаю я ладонью по мужскому бедру.

Задолбали, если честно. Если я не особо эмоциональный человек, это еще не значит, что в этом виновата какая-то там психологическая травма. Просто я и раньше была такой. Почти…

— Когда к тебе вернется магия?

— Она уже возвращается. Думаю завтра уже можно ехать в Университет.

— Слава Богу! Никогда не думал, что без любимой ледышки под носом, так сложно будет держать оборону против этих мелких и вредных мисс Мира.

— Что значит сложно? — повернула я к нему лицо, подозрительно прищурившись. — Что готов уже сдаться на милость самой настойчивой?!?

— Скажи, что ты ревнуешь, — просит он касаясь губами моего уха, обводит языком ушную раковину и прикусывает зубами чувствительную мочку, — скажи, и я продемонстрирую тебе свою твердость убеждений, верность идеалам, а также покажу каким настойчивым я могу быть.

— Ммм, звучит вкусно, — тяну я, откидываясь спиной на широкую и твердую мужскую грудь, позволяя шаловливым рукам пробраться под мягкость свитера.

— Мам, пап, вы что обалдели? — детский голос разбивает наши любовные игры вдребезги. — Вы вообще знаете, что детям нужно внимание? — искреннее возмущение вибрирует и вытаскивает у взрослых запрятанные куда-то глубоко стыд и совесть. А что сделаешь, приходится отрабатывать родительские повинности.

И лишь много позже, лежа под одеялом и чувствуя, скользящую по обнаженной ноге, мужскую руку, я решаю задать утомленному любовными ласками мужчине некоторые из интересующих меня вопросов.

— Кто напал на вас, Александр? Что это были за твари?

Он молчит, только поглаживания становятся все медленнее, словно он раздумывает, что именно мне стоит знать и стоит ли вообще.

— Ты долго ждала, снежинка, — наконец выдыхает он. — Отдаю дань твоему терпению, буквально снимаю шляпу.

— Не стоит, — хмуро отказываюсь я от незаслуженной похвалы, поворачиваюсь к нему лицом, желая не упустить ни малейшей эмоции, — я просто ждала, когда магия хоть немного восстановится. Хотелось иметь убедительные аргументы, знаешь ли.

— В виде холодной и отрезвляющей пощечины? — понимающе хмыкает он.

— Пусть так, — соглашаюсь я. — Только не юли и не увиливай. Расскажи честно, — прошу я.

— Эх, ты буквально выкручиваешь мне руки, — вздыхает он и снова запускает пальцы в мои длинные пряди. — Ну ладно, снежинка. Земля отнюдь не единственный мир существующий во Вселенной. Чтобы было понятнее, попробуй представить, что наш мир заключен в плотный мыльный пузырь, который равномерно обволакивает Землю и страхует от проникновения враждебных объектов. Некоторые, особо сильные существа, способны в него проникать. Например, боги, некоторые демоны. Ну, я думаю, что суть ты уловила. Эту пленку, мы называем грань. Так вот, иногда грань истончается, и тогда, те кто раньше и подумать не смел о том, чтобы заглянуть за нее, могут ее прорвать и оказаться здесь… или ТАМ.

— Где ТАМ? — спрашиваю, впечатленная информацией — в Университете такого не преподают.

— Ближайший к Земле мир носит название Шафархаад — край вечной ночи и огненных рек. Ваши священники назвали бы его Адом, но к вашему богу мы не имеем никакого отношения. Еще один мир, со своими законами и существами его населяющими.

— Ты сказал МЫ, — уцепилась я за сказанное.

— Я не лгал тебе. Я действительно родился человеком, но и жизнь демона, правителя одного из двенадцати мегаполисов Шафархаада — тоже теперь моя.

— Как это? — вновь хмурюсь я.

— Ты правда хочешь это слышать? Поверь на самом деле — это очень страшная сказка. В ней нет ничего красивого. Только боль, ужас и смерть. Была бы моя воля, я бы и не вспоминал об этом. Никогда.

— Я готова послушать сказку на ночь, пусть и страшную, — пристраиваю голову на его грудь и выжидательно смотрю.

— Ну что же, слушай тогда…

ГЛАВА 19

За что бороться и ради чего жить? Невеста хлопает дверью палаты и уходит. Уходит не только из помещения, но и от меня. Я так легко читаю ее эмоции, что даже смешно. Брезгливая жалость роняет душу куда-то в темноту, а я ничего не могу сделать, прикованный к этой больничной койке, а в перспективе — и к инвалидному креслу. Ведь сделает же аборт стерва, уверен, что сделает. За что я вообще выбрал ее когда-то? Куда смотрели мои глаза? Неужели все затмила ее нереальная красота? Какая глупость. В душе остается лишь пустое равнодушие. Сознание, одурманенное обезболивающими и антибиотиками, вновь заволакивает чернильная мгла. Последнее, что я вижу, как целитель вводит в капельницу очередной шприц с неизвестным мне лекарством.

Когда я открываю глаза, то первое что вижу — испещренный непонятными символами каменный потолок черного цвета. Он настолько гладок и начищен, что если постараться, то можно