Поэтому она выдохнула, когда Поляков убрал бутылку.

А слова… Слова ничего не значат. Слова — это просто колебание воздуха.

— Привет! — голос Полякова выдернул ее из размышлений.

— Доброе утро, — она повернулась к начальнику.

Он был сонный, но довольный. После вчерашнего секс-марафона в его-то годы он должен чувствовать себя практически Гераклом с полным боекомплектом подвигов. Двенадцать раз он не набрал, к счастью. Иначе Даша сегодня не смогла бы ходить. И даже встать. Но и так тело давало о себе знать точечными «sos». И это она еще не вставала.

— Давно проснулась?

— Не очень, но не хотела уходить по-английски.

Дарья села, укутавшись покрывалом, демонстрируя, как она торопится.

Мужчины обычно любили утренний секс. Чего бы ни воспользоваться халявной эрекцией? А вот Даша его терпеть не могла. Вонь нечищеных зубов и вечерних возлияний (если таковые были), предстающие во всей красе несовершенства тел… И просто секс при дневном свете для нее оставался табу. Если вечером уставший рассудок сдавался перед воспрянувшим в темноте монстром, то солнечный свет вызвал глубокий паралич вожделения.

— Куда-то спешишь?

Поляков попытался поймать ее за край покрывала, но Даша увернулась быстрее. Впрочем, он и не слишком старался. Ночью Дарья пару раз оценила его мгновенную реакцию и жесткую хватку.

— Хотела поработать.

— Мы вчера всё закончили.

— Вы вчера всё закончили, — кивнула Даша. — Поэтому я хотела сама поработать. У себя дома.

— Какая трудолюбивая девочка, — одобрительно заметил Павел Константинович, потягиваясь.

Отсутствие покрывала его не смущало. Пожалуй, ему в дневном свете было нечего смущаться. Некоторые девушки, с которыми Даше приходилось сталкиваться по работе, прямо млели от накаченных мужских тел. Несветаева точно знала: если мужик целенаправленно качается, с ним что-то не так. Или голубой, или в мозгах что-то вывернуто. Обычно единственным критерием ценности девушки для них была ее внешность. Даша не питала иллюзий по поводу мужчин в целом. Внутренний мир был в почете только у тех, кто не мог себе позволить дам с эффектным экстерьером. Так вот, те, которые с мускулами, могли позволить. И позволяли. А все остальные для них были лишь предметом для насмешек, брезгливости или жалости. Поэтому Даша на все эти бицепсы-трицепсы не велась. Как на дорогую юверирку на витрине. Наверное, красиво, но не для нее.

— Павел Константинович, ну честно: вы же не думаете, что на деньги, которые вы мне заплатите за месяц, — тьфу-тьфу-тьфу, при условии, что раньше не выгоните как непрошедшую испытательный срок, — можно прожить? — наивно хлопнув глазками, спросила Даша.

Вдвоем, добавила она про себя. Но эти подробности сейчас ни к чему.

Глаза Кощея на секунду зло сощурились.

— И чем же ты зарабатываешь? — усмехнулся он.

— Контрольные пишу для студентов.

— У тебя же нет вышки?

— Это неважно, — пожала плечами Несветаева и наклонилась за бельем. — Главное, оно будет у тех, за кого я пишу контрольные.

— Так себе на диплом напиши.

— Вот редко можно услышать от руководителя, что он поощряет стремление кадров к профессиональному росту, — заискивающим тоном заметила Даша, одновременно удерживая подмышками покрывало и натягивая под ним трусы. Потом повернулась к собеседнику спиной и уже свободно стала застегивать лифчик. В трусах и лифчике — уже одетая. — Обычно-то начальство не желает выделять работнику целых два месяца в год на сессии.

Когда она обернулась, усмешка с лица Полякова исчезла. Они все почему-то думают, что диплом сам собой заводится, как тараканы.

— Извините, вырвалось. Вы не думайте, я не претендую, — успокоила его Дарья, обводя взглядом пространство в поисках оставшейся одежды и демонстрируя тем самым потерю интереса к теме.

На чулках он посадил стрелку, но не с голыми же ногами домой идти. Не май месяц на улице. Еще целых три дня как не май.

— Сейчас всё для людей, можно и без сессий учиться.

— Наверное, я сейчас покажусь вам очень меркантильной, но «всё для людей, у которых есть деньги». Пойду, платье поищу, с вашего позволения.

Платье нашлось возле дивана. Даша специально выбирала из немнущейся ткани. Где только оно ни побывало. Боевое платьишко, хоть медаль на грудь вешай.

Со стороны спальни раздались шаги.

— Прости, я, наверное, по больной мозоли потоптался?

Несветаева аж застыла, как была, наполовину одернув подол. Ничего себе, какая рефлексия!

— Нет-нет, что вы. Всё в порядке. — Она взъерошила руками волосы. — Я просто неловко себя чувствую после… вчерашнего. Для меня это впервые… вот так, — она изобразила смущение. Нужно же задобрить мужское эго. — Поэтому и говорю всякую ерунду.

— Чем ты обычно завтракаешь? — Кощей, проходя в сторону кухонной зоны, поднял чулки и повесил их на подлокотник.

— Овсянкой.

— Фу! «Утренние сопли»! — сморщился он. — Для язвенников и трезвенников.

— Как раз для меня, — «обрадовалась» Дарья.

— А я предпочитаю творог, когда дома, — похвастался Поляков.

Нет, ну он специально? Даша стала заводиться. Расскажи теперь, что самый лучший завтрак в твоей жизни — шведский стол на горнолыжном курорте в Альпах.

— Очень полезно, — согласилась вслух она.

— А еще лучше твой кофе и булочки.

— Сбегать?

— Да я заказать могу, — недовольно заявил начальник.

— Ах, да. Я забыла. Вы можете.

— Почему ты так на всё реагируешь?! — возмутился он. — У тебя всё сводится к деньгам! Тебя вообще больше ничего не интересует?

Даша закрыла глаза, чтобы успокоиться.

— Павел Константинович, понимаете, не всем повезло родиться в обеспеченной семье, — тактично ответила она.

— А с чего ты взяла, что я из обеспеченной семьи? — он сложил руки на груди.

— Потому что вы не понимаете, что такое — считать каждую копейку, — ровно произнесла Дарья.

— Да, я не понимаю этой трагедии, которую ты сейчас изображаешь! Я помню, больная мать, брошенный вуз, все дела. Тем не менее, для переезда же ты деньги как-то нашла? Квартиру сняла. Значит, копейки всё же не считаешь. Тонко намекаешь, что за ночь нужно заплатить?!

Он, топая по полу, рванул в прихожую, вернулся с портмоне и вывалил на стол содержимое. Пара пятитысячных и несколько тысяч осели на поверхность.

— Достаточно? — процедил он.

Больше всего Даше хотелось ответить: «В задницу их себе засунь. Мне за тебя больше отвалят». Но, по понятным причинам, она себе такое позволить не могла.