Да нет. Павел Константинович не из этих. Не из чувствительных. Конституция у него не та. Даша вытерлась, надела свежее и вышла из ванной.

Телефон. Набор. Два долгих гудка. Сброс.

Мама как обычно в своем репертуаре. Теперь будет обижаться недели две. А когда она обижается, у нее падает давление. И она даже до туалета не может дойти сама. Дарья всегда в такие моменты была рядом. Чтобы помочь дойти. Подать таблетку. В крайнем случае — вызвать скорую.

Как она теперь там?

Конечно, Даша должна была быть сейчас рядом с ней. И если бы не Николай Владимирович, она бы и была. После очередного возвращения она сказала, что больше так не может. Что хочет уйти. Подала заявление на увольнение. Он подписал. А потом Дарья две недели пыталась устроиться на работу. Но везде ей отказывали, причем с такими формулировками…

А потом ее нашел Николай Владимирович. Он умолял ее вернуться, говорил, что не может без нее. Что был не прав, отпустив. Что больше никогда не отпустит. Что теперь все будет по-другому.

Не в первый раз она уходила от своих жертв. Обычно оставляя им глубокое чувство вины за… ну, тут был большой выбор. Важно, что Даша уходила в слезах, соплях, хлопнув на прощание дверью. Половина говорила себе «И слава богу». Идеальный вариант. Кто-то начинал уговаривать встретиться, продолжить связь за пределами работы, в надежде, что она перебесится и упадет в объятия. Были те, кто звонил спустя несколько месяцев послу увольнения, и предлагали встретиться, намекая, что в обиде Несветаева не останется. Но никто из них не был и близко так искренен и настойчив в своих чувствах, как Николай Владимирович. Он похудел, ее глаза горели страстью, что на его привычно холодном лице смотрелись… убедительно. Он говорил, что любит. Что любит только ее.

И Даша сдалась.

Ей объяснялись в любви. Она просто никому не верила.

А Николаю Владимировичу поверила. Он называл ее своей маленькой девочкой. Дарил подарки и говорил хорошие слова. И Даша расслабилась.

Оказалось, что помимо хороших слов к любви начальника (а Несветаева вернулась на свою должность) прилагалась бешеная ревность, которая легко переходила в наказания. Ежемесячная командировка прошла в безумном миксе страстных признаний, удушающего секса и бесконечных наказаний за якобы мысли о других мужчинах. Он ее не отпустит.

А потом, когда они вернулись, Даша убедилась: да, не отпустит. Кадровичка призналась, что по распоряжению шефа созванивалась с организациями, в которых были вакансии, и предупреждала их о девушке с клептоманией.

И Несветаева поняла, что выбора у нее нет. Либо здесь быть игрушкой в руках безумца, или сбежать.

К сожалению, она не могла рассказать истинную причину своего отъезда матери. Слишком во многом пришлось бы признаться. И как бы это отразилось на здоровье мамы, еще не известно. Точнее, известно. Но плохо.

Поэтому мама так не нее обижается. И Даша хотела бы рассказать. Но не могла.

Нужно было дождаться, пока мама оттает.

И ждать зарплату на текущие нужды.

Чем бы ни было вызвано решение Полякова, оно развязывало Даше руки в отношении заначки. Поэтому теперь нужно убедиться, что зарплата точно будет, и можно перевести деньги маме.

Предпраздничный день обещал быть сокращенным. Если честно, то Даша жутко устала от бесконечной суеты, «подай-принеси-пошла вон», играми с Поляковым. С момента переезда она успела распробовать вкус свободы и одиночества, и теперь с нетерпением ожидала возможности закрыться на целых два дня. А потом рабочая пятница — и еще два дня отдыхать. И зарплата. Что может быть лучше?

Поэтому на работу Дарья примчалась вдохновленная и в прекрасном настроении. Ее очень радовала перспектива сидеть отдельно, в приемной. Пока, по новизне, Поляков не слишком понимает, насколько это угнетающе — когда с тобой в замкнутом пространстве постоянно находится чужой человек. Но скоро поймет и начнет раздражаться. А еще раньше начнет раздражаться сама Даша. Опять валерьянка, натянутые улыбки, мокрые ладони… Поэтому Несветаева активно подбрасывала дровишки в топку переезда. В общем, интриги, заговоры, злодейства… Обычный день. Без десяти четыре ушел проверяющий. Сегодня он был желчен и привередлив, докапывался до бумаг, Даша шмыгала туда-сюда по коридорам добросовестной мышью. Потом, поправив прическу перед зеркалом, ушла Елена Викторовна.

Тихонько насвистывая и сунув руки в карманы, Дарья направилась за вещами.

И в дверях директорского кабинета она столкнулась с шефом. По доброй традиции. Но на сей раз без членовредительства.

— О, Даша, я к тебе, — оптимистично заявил он. И у нее возникло подозрение, что «к тебе» — это не только в отдел кадров.

— А я за вещами, — проигнорировала намек Несветаева.

— О, ты тоже закончила? — Поляков проигнорировал ее игнор, помог надеть куртку и стал одеваться сам. — Где будем ужинать: у меня или в ресторане?

Даша тоже так умела. Вопросы с выбором без выбора. Нужно признать, Кощей много умел. И делал. Хотя его никто не просил. Он сам, добровольно. Правда, слишком напористо.

Но это не точно.

В смысле, он может не только быть напористым, но и вовремя остановиться.

— Вообще-то я хотела поужинать у себя дома.

— Хорошо, давай у тебя, — после секундной паузы он вдел в рукав руку.

…Или не может.

— Павел Константинович, я очень благодарна вам за заботу, но, право слово, не стоит так обо мне беспокоиться, — отыграла Дарья дурочку. — Я, конечно, ограничена в средствах, но на тарелку овсянки всегда заработаю.

Вдруг упоминание об овсянке отобьет у Полякова аппетит?

Кощей стер с лица придурковатую ребячливость. Маску Козла Железные Яйца он тоже снял, и смотрел теперь человеческими глазами. Дарья поежилась. По позвоночнику прокатилась ледяная волна, ёкнув ниже первой чакры. Сейчас с нею будут выяснять отношения.

— Даша, ты же понимаешь, что я сейчас не об ужине?

Она кивнула. Какой смысл, раз уж пошел разговор без галстуков?

— Тогда почему?

Что «почему?», очень хотелось спросить. Попробуй угадай, какая версия событий сейчас крутится у него в голове.

— Потому что я не понимаю, что между нами происходит, — отбила удар Дарья.

Кощей замялся — не ожидал такой прямолинейности.

— Ну, я — мужчина, ты — женщина, что между нами может происходить? — хмыкнул он, отступая в роль пустобреха с пулей в голове.

— Вот поэтому, — глубокомысленно ответила Даша и, надев через плечо сумку, развернулась к выходу.

— Подожди, — Поляков нагнал ее и взял за руку. — Ты на выходные уезжаешь к матери?

— Нет.

— А почему?

— А вы, Павел Константинович, праздники будете встречать с родителями? — спросила она с ледяной злостью.