Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В центре площади разожгли поленья. Вспыхнул высокий костёр и потянул свои ярко-оранжевые язычки к самим звёздам. Фамильяры как по указке отошли от хозяев и стали дожидаться их поодаль. Даже Себастьян не стал исключением. Не прокаркав ни слова, он отлетел в сторону.
– Ты чего? – окликнул его Дар, но тот следил за действиями вокруг костра будто заворожённый.
Из его пламени тем временем начали выходить взрослые. Дар протиснулся между учениками и отошёл к домам. Там он подлетел к козырьку над входом в зал заклинаний и уселся на нём поудобнее. Отсюда отлично было видно всю площадь.
Он заметил, как от толпы учеников отделилась Ирма и бросилась к огню – из него появились её родители. Они обнялись, а потом одновременно и плакали, и смеялись. У Дара стало тоскливо на душе. На миг он представил себя на месте Ирмы, а вместо её родителей – своих. Когда опомнился, ведь сам он никогда не познает каково это быть заключенным в объятия матери и отца, рассердился на себя. Он-то думал, что давно повзрослел и перестал завидовать другим детям!
«Что ж, на этом празднике жизни мне делать нечего, займусь лучше приготовлениями!» – Он окликнул Себастиана и отправился на крышу.
Там его ждала Ванда. Ей было ужасно любопытно, зачем он расставил на зданиях вдоль главной улицы ведра с водой, но Дар ей ничего не рассказал, чтоб не портить сюрприз.
Он закатал рукава и начал шептать заклинания, понемногу выплёскивая воду над улицей. От монотонного и быстрого чтения у него пересохло горло, но он не останавливался, и спустя десять минут всё было готово – с крыш до самой земли свисали ровненькие сосульки.
Ванда осмотрела льдинки и осталась в замешательстве.
– Это ещё не всё! Тебе понравится! – сказал ей Дар, чем заинтриговал приведение ещё сильнее.
Он достал из карманов ложки и вилки.
– Мой юный друг, ты в курсе, что я не могу есть? А столовые приборы сами по себе восторг у меня никогда не вызывали! – насупилась Ванда.
– Ты украл столовые приборы?! – ахнул Себастиан. – Позор, позор на мою голову! И как я не доглядел за тобой?
– Погодите вы оба, мне нужно сконцентрироваться! И нет, я не крал, а одолжил.
Дар сосредоточился и прочёл строки собственного сочинения:
«Вилки и ложки хотят танцевать,
Придётся музыку им самим сыграть!»
У ложек и вилок как по команде отросли крохотные ножки и ручки. Они выстроились в ровные ряды и замаршировали по крыше, направляясь к наколдованным Даром сосулькам. Рассредоточившись, они замерли в ожидании.
Дар встал посредине, поднял руки и взмахнул, словно настоящий дирижёр перед оркестром. Столовые приборы принялись играть на сосульках, устроив настоящий перезвон. Вскоре разрозненные ледяные нотки слились в одну мелодию, и по улице заструилась настоящая зимняя музыка, способная растрогать даже самоё застывшее сердце.
По щеке Ванды скатилась призрачная слезинка:
– Я так растрогалась, что, право, даже неловко, платка-то нет!
– Я рад, что ты оценила!
– Я, пожалуй, послушаю поближе, – привидение громко шмыгнуло носом и улетело вниз.
– Остался последний фокус, с хлопушками, – сказал Дар Себастиану и потёр руки. – Надеюсь, ребята скоро закончат с шабашем и отправятся пировать, как договаривались.
Выигранные на рынке деньги Дар пустил на лучшее огненное шоу, которое только можно было найти. Он достал припрятанный заранее за трубой мешок с хлопушками и установил на крыше первый небольшой цилиндр, от которого отходил моток верёвки. Потихоньку его разматывая, Дар перелетел на другую крышу. Установил ещё один цилиндр, полетел дальше.
Устанавливая очередную хлопушку, он услышал внизу тяжёлые быстрые шаги и крики Тиля:
– Прости, отец!
– Извинения?! Мне нужны от тебя только действия, а не жалкие извинения. Почему ты сунулся на улицу, когда все адекватные люди находились под защитой в зале?
– Прости…
– Это я уже слышал!
Дар уселся на крыше, негодующе сжав кулаки. Себастиан клюнул его за робу, дёргая в сторону. Недовольный взгляд ворона говорил: «Подслушивать неприлично!» Но Дар отмахнулся от наставлений и обратился в слух.
– Отец… Вы знаете, что связывает ту ведьму с моим прадедом?
Дар напряг слух, вслушиваясь.
– Что за вопрос?! Что ты себе выдумал?
– Я подслушал разговор командира КОСы. Мне показалось, что она к ведьме отнеслась не как к пленнице… – Тиль поёрзал. – Речь о сговоре! И в этом замешан прадедушка, я уверен в том, что услышал.
– Тс! Молчи! – Отец Тиля задумался.
– Мы должны что-то предпринять. Надо поговорить с прадедом и узнать, что он задумал!
– Его намерения честолюбивы, как и должно быть. Хорошо бы и тебе не забывать о стремлениях рода.
– Зачем она ему, эта сумасшедшая?! – голос Тиля дрожал.
– Для перемирия на взаимовыгодных условиях.
– О чём ты? Какое может быть перемирие с преступницей? Её место в темнице!
– Потише. Тс… Ты не знаешь, о чём говоришь! В этом лесу уже целое войско этих ведьм!
Дар нахмурился. Голоса стали совсем тихими, и, чтобы расслышать их, он аккуратно съехал по крыше на край карниза.
– Ты рассказал об этом кому-нибудь? Кому?!
– Другу, – нехотя ответил Тиль.
– Ты понимаешь, что нужно сделать?
Дар свесился вниз. Лицо Тиля показалось ему серым и безжизненным.
– Ты справишься сам?
– Я справлюсь.
– Уверен? Заклинание забвения не такое простое, как кажется. Можно стереть пару лет жизни, если перестараться.
– Заклинание для меня не проблема. Я уточню у Дара, точно ли он больше никому ничего не рассказал, а потом сделаю то, что ты просишь…
Услышав своё имя, Дар так опешил, что забыл, где находится! Он опустил руку и в тот же миг потерял равновесие. К счастью, другой рукой он сжимал метлу. Едва он полетел вниз, как тотчас её оседлал – спасибо тренировкам на занятиях по левитации. Но Тиль и его отец всё равно заметили Дара.
Он решил не подавать виду, что слышал их разговор и расплылся в добродушной улыбке:
– О, вот ты где! А я устанавливаю огненное шоу по школе! Здравствуйте, – кивнул он отцу Тиля.
– Это мой друг Дар, о котором я рассказывал. Дар, это мой отец – Эрнст Кестнер, – пробормотал Тиль подавленным голосом.
Ошарашенный Себастиан переводил взгляд с Тиля на Дара, с Дара на Эрнста Кестнера и потом в обратном порядке.
Тем временем Дар снизился.
– Кхм. Ты хотел что-то обсудить с другом наедине? – сказал Эрнст Кестнер, многозначительно смотря на сына. – Я подожду, даю тебе пять минут. Потом я хотел бы ещё немного поговорить с тобой.