class="p1">Посему, чтобы унять тревогу, я сел и дописал карандашом на последней странице книги сцену смерти Роксаны. У меня перед глазами все время стояло лицо Маргариты.

Сидя за пяльцами, Роксана посматривала в окно на падавшие желтые листья; падая и кружась, они лишь демонстрировали красоту полета и не заботились о том, что, упав на землю, сгниют, ибо только это нам и дано – превращать падение в красоту.

Все рождается в минуту и в минуту гибнет.

Она инстинктивно прижала руку к груди, где хранилось пожелтевшее письмо со следами слез и крови.

Она закрыла глаза и почувствовала бесконечность неизреченной любви и боль двойной утраты того, кого по-настоящему любишь.

Накатила черная тень забвенья. И комната будто обледенела, как обледенело тело ее.

Благородные души не знают, что им делать со счастьем: жить, ожидая безнадежно, – единственная их участь.

Она закрыла глаза, и больше они не открылись.

Маргарита была точна, как часы, она вошла после второго удара колокола, извещающего о закрытии кладбища. Она была восхитительна. Волосы заплетены в косы и красиво уложены на голове, макияж, подобающий невесте. В руках она держала пакет.

– Где здесь можно переодеться?

Я показал на покойницкую и накинул на ворота железную цепь.

– А это держите вы, – она протянула мне позолоченную коробку, в которой хранят драгоценности.

Скрылась за дверью, и я почувствовал бесконечную грусть – я согласился на это бракосочетание, но увидев, как серьезно к нему относится девушка, ощутил убожество этой инсценировки. Я на секунду растерялся, но дверь покойницкой открылась, и появилась невеста в черном.

Маргарита была великолепна: накануне она купила себе белое свадебное платье и перекрасила его в черный цвет, далеко не совершенный, с разводами, пятнами, подтеками, с черными точками, как живописное полотно, выставленное под дождь, но несовершенство было безупречным, его, казалось, раскрасила боль, дрожащие от ярости руки и не просыхающие от слез глаза.

Вблизи послышался раскат грома, не вписывавшийся в гармонию цветущей весны и долетевший до нас, как зов колокола.

Она была великолепна: ей не хватало смелости поднять глаза, ее взгляд был устремлен на носки туфель, возможно, и она, обряженная невестой, почувствовала убожество инсценировки, может, и она подумала: Боже, что делаю, и опустила глаза, чтобы видеть во всем только черное.

Но в ту минуту, когда ее охватили сомнения, именно я, Астольфо Мальинверно, ослепленный ее великолепием, вернулся к иллюзии и набрался сил на двоих:

– Ни разу в жизни не видел столь прекрасную невесту.

Небо внезапно нахмурилось, эхо отдаленного грома долетало до нас, как гомон голосов свадебного кортежа, входящего в церковь.

Маргарита украдкой улыбнулась, подняла глаза и встретилась взглядом с моими:

– Вы вправду говорите?

– Вашему Федору повезло, счастливчик.

Она чуть не расплакалась, но сдержалась, подобрала юбку и протянула мне руку:

– Не соблаговолите ли, синьор, сопроводить меня?

Я не мешкал: предложил ей руку, как любящий отец, и мы двинулись, оба хромые: я – на ногу, она – с замирающим и спотыкающимся сердцем.

Стал накрапывать дождик. Падая на платье, вода смывала краску. С ресниц смывала тушь, стекавшую по щекам черными ручейками.

Когда она увидела, как я украсил памятник, расставив белые цветы, словно на церковном алтаре, даже повесил белую ленточку на фотографию ее возлюбленного и зажег повсюду свечи, сердце ее наполнилось радостью и благодарностью.

Я подготовил даже свадебное кресло – стул, обтянутый куском простыни и украшенный сверху букетиком боярышника:

– Располагайся.

Час был идеальный, солнце клонилось к закату, являя миру перемежающиеся свет и тьму и давая повод переступить границы, смешать все меры и свести воедино все противоположности.

Маргарита смотрела на памятник, я встал с ней рядом, открыл Библию, которую взял с собой, и начал говорить в надежде, что на помощь мне придет вдохновенье, в то время как редкие, легкие капли дождя падали ей на платье и стекали, оставляя белые полосы:

– Братья и сестры и в жизни, и в смерти, мы собрались в этой обители душ, чтобы отпраздновать бракосочетание Маргариты и Федора. Человеческое в нас отмечено знаком любви, у которой нет границ, помимо тех, которые ей диктуем мы. Маргарита решила раздвинуть их за пределы видимого мира, ибо обеты сердца должны быть исполнены любой ценой.

Творец наделил нашу душу разными формами: создал человека из земного праха, вдохнул в него живительную силу, и человек стал живой душой, и хотя Федор возвратился в прах, душа его осталась живой и бессмертной.

Как пишет Матфей, человек оставит мать и отца своих и соединится с женщиной, и станут они единым целым. Человек не вправе разъединять то, что соединили Господь и любовь. Сила любви сверхчеловечна: даже если бы я говорил на языке людей и ангелов, но был лишен любви, я был бы всего лишь бряцающим кимвалом или пустой колокольной бронзой. И даже если бы я обладал пророческим даром, и знал разгадку всех тайн, и был исполнен веры, движущей горы, но был лишен любви, я был бы ничтожен. Любовь терпелива и благодатна: она не завистлива, не кичлива, не напыщенна, не ведет себя недостойно, не ищет выгоды, не раздражительна, не подозрительна; она не радуется несправедливости, но правда ей в усладу; она ко всему терпима, верит, и надеется, и выносит все. Любовь не знает границ, ей неизвестна смерть.

Поэтому мы сегодня отмечаем брачный союз межу Маргаритой и Федором, ибо то, что не под силу людям, под силу Вселенной. Это солнце и этот дождь говорят нам, что любовь и смерть – две части одного бытия; они благословляют души, которые становятся единым целым через символический обмен кольцами, имеющими форму Земли и Солнца, равнозначные в каждой своей точке.

Я кивнул в ее сторону:

– Маргарита, следуя прижизненной воле Федора, согласна ли ты соединить свою душу с его душой и поклясться, что будешь верна ему и в жизни, и в смерти, что будешь почитать его и вспоминать до скончания веков?

– Да, согласна.

Я передал ей коробочку: она открыла ее, вынула кольцо, поцеловала и уронила в лунку, которую я специально вырыл для этой цели рядом с памятником. Затем достала свое кольцо, прислонила его к мрамору и надела на палец.

– Да не осмелятся границы, установленные человеком, разъединить то, что любовь соединила навеки. Маргарита и Федор, в силу своих полномочий хранителя душ объявляю вас мужем и женой. Невеста может поцеловаться с женихом.

С легкостью ласточки Маргарита соскочила со стула и, потупив взгляд, приложилась губами к памятнику.

Подошла ко мне в своем черно-белом платье, на котором оставила след своего короткого существования каждая капля,