Удивительно, но здесь практически ничего не изменилось: тот же гулкий холл с лавочками у раздевалки, вытертый добела линолеум в коридорах, бледно-зелёные блеклые стены. Вместо старых, на ладан дышащих оконных рам, как пришельцы из другого мира выделялись пластиковые стеклопакеты, а в остальном всё осталось точно таким, как и тогда, когда я была здесь в последний раз — девятнадцать лет назад.

Раздался звонок с урока, и коридоры начали заполняться десятками голосов. Восторженных, счастливых, полных чистых надежд. Ещё бы не радоваться: сегодня последний учебный день, впереди целых три месяца каникул!

— Тётя Яна! — Артём помахал рукой и, попрощавшись с друзьями, вприпрыжку подбежал ближе. — А где мама?

— Мама поехала по делам, — подцепила лямку рюкзака, помогая накинуть на худенькое плечико племянника. — Ну, какие оценки получил? Рассказывай!

— Одни пятёрки! Хочешь покажу?

— Конечно хочу!

Артём снова скинул со спины рюкзак, разыскивая среди пёстрых обложек тетрадей свой первый дневник.

— Яна Альбертовна?

Голос показался смутно знакомым. Обернулась, рассматривая незнакомого мужчину. Это же… Денис Павлович! Постаревший, практически полностью седой. Очки с толстыми линзами, гордо выпирающий живот… Как же сильно он изменился! Когда он только пришёл в школу в качестве завуча, то вся женская половина преподавательского состава была очарована этим молодым импозантным мужчиной. Сколько ему было тогда? Около сорока, наверное. А сейчас… Шестьдесят?! Боже… как летит время!..

— Вот уж не ожидал вас здесь увидеть, — рассматривая меня с головы до ног, изумлённо покачал головой завуч. — Вы совсем не изменились, ну надо же!

— Вы… тоже.

Ну а что ещё мне было ему ответить? Что я не сразу его узнала? Что он ужасно растолстел и потерял половину шевелюры, и что от прежнего видного и подтянутого мужчины осталось только имя?

Денис Павлович махнул рукой и по-доброму рассмеялся.

— Да бросьте вы. Я себя в зеркало вижу. Нервы, нервы, — похлопал ладонью по круглому животу. — А вот вы настоящая теледива! А это ваш сын? — кивнул на застывшего Артёма.

— Мой. Но не сын — племянник, — приобняла за плечи ребёнка. — А… где Эмма Валентиновна?

— Эмма давно вышла на пенсию, разводит орхидеи, занимается дачей.

Эмма?? Бросила быстрый взгляд на его правую руку: на пухлом безымянном пальце блестело обручальное кольцо.

Вспомнила нашу холодную войну с директрисой, как она положила глаз на нового завуча и всеми силами изживала меня из школы, увидев в моём лице главную соперницу и злейшего врага. Неужели ей всё-таки удалось его охомутать? Если ей тогда было чуть больше пятидесяти, то сейчас она, получается, уже в совсем преклонном возрасте.

— А кто здесь теперь директор? — задала вопрос и только потом поняла, насколько глупый. Это же очевидно!

— Я, — ожидаемо ответил Денис Павлович, и я поняла, почему Артём такой зажатый. Ещё бы — сам директор школы стоит рядом.

Директор застегнул пуговицу пиджака и приосанился, провёл пятернёй по поредевшим волосам.

— А вы, случаем… не хотите вернуться обратно к нам? Я вам местечко организую — Татьяна Михайловна в последнее время часто жалуется на здоровье, отправлю человека на заслуженную пенсию, пора уже.

Даже методы у них с Эммой одинаковые. Прям семейный подряд. Когда-то она подвинула бывшего завуча, чтоб взять на работу понравившегося Дениса Павловича, теперь вот он хочет подвинуть педагога из-за меня…

Облизав тонкие губы, бывший завуч улыбнулся, потирая пухлые ладошки.

Вот старый ловелас! Да он решил за мной приударить!

— Спасибо, но у меня уже есть любимая работа. Да и в этом городе я совсем ненадолго.

— Жа-аль, очень жаль, — скис он, даже не думая скрывать разочарование. — Ну, если вдруг надумаете — для вас наши двери всегда открыты! — многозначительно повёл кустистой бровью, уставившись на мои обтянутые тугой юбкой бёдра.

— Ты что, знаешь Сухаря? — топая по гулкому коридору, изумлённо обернулся Артём.

— Кого? — прыснула я.

— Сухаря, его так все называют, — захохотал племянник, и я тоже не смогла сдержать улыбку.

Эмма когда-то слыла Курагой, Денис — Сухарь. Да они точно просто созданы друг для друга.

Выйдя на улицу, неторопливо зашагали к автобусной остановке. Яркое солнце било в глаза, с раскидистых деревьев доносились птичьи трели. Лето…

- А куда мы идём? — пиная носком ботинка мелкие камушки, спросил Артём.

— Мы сейчас поедем в гости. К твоей бабушке.

* * *

— А кто это к нам приехал? — расплылась мама, обнажая в улыбке щербатый рот. Нескольких зубов не хватало — потеряла ещё во времена регулярных запоев. Я не видела её ровно год. Она немного поправилась и сменила причёску — вместо выжженной осветлителем пакли неопределенной длины теперь на голове красовалось тёмное каре с немного отросшими седыми корнями. — Проходите, чего мы на пороге-то…

Мама посторонилась, пропуская нас с Артёмом в тесную прихожую однушки. На крючках россыпь верхней одежды, на обувной полке беспорядочный ряд стоптанных туфель и летних босоножек со сбитыми набойками.

В доме было очень жарко — настоящее пекло, удушливо пахло лавандой.

Критичным взглядом пробежалась по квартире, подмечая хлопья пыли в углах, давно не мытые окна, стопку столетних газет на журнальном столике.

Артём насупился, рассматривая родственницу исподлобья. Сразу видно — здесь он был не частым гостем и бабулю откровенно недолюбливал. В воздухе повисло мучительное напряжение.

— Может, кофейку? — будто очнулась мама и сразу же засуетилась. Открыла шкаф старенькой «стенки», вызволяя грязноватые чашки в мелкий красный горох. — Надолго ты к нам сюда, доченька?

— Нет, на несколько дней, скоро уезжаю обратно, — словно вор, уцепилась взглядом за содержимое забитого до отказа шкафа: разномастные тарелки, пыльные фужеры, хрустальные вазы. Бутылок нет. Из груди вырвался вздох облегчения.

Перебравшись на кухню, сели за круглый стол, покрытый не совсем чистой выцветшей клеёнкой. Мама что-то спрашивала, я что-то ей отвечала, продолжая бегать глазами по комнате. Ничего. Нигде. Ни пустых бутылок из-под вина, ни пивных банок. Неужели она действительно окончательно бросила пить?

Я кодировала её дважды, и дважды она срывалась, уходя в ещё более длительные запои. Не помогало ничего — ни медикаментозное лечение, ни нетрадиционная медицина, ни уговоры, ни угрозы, что когда-нибудь чаша терпения лопнет, и я выгоню её из квартиры, которую купила для неё сразу же, как только смогла себе это позволить.

Я вытащила её из убогой коммуналки и искренне надеялась, что, сменив круг общения, она забудет пагубную привычку, но всё было напрасно — она пила, и с каждым годом всё сильнее. Несколько лет назад у неё случился инсульт, и только тогда она задумалась. Испугалась за свою жизнь, клялась, что завязала навсегда.