– Дура ты! Никуда Татка тогда не бегала. С хозяином уже после было. Да и влюбилась она в Яна. То ли серьезно, то ли с горя, кто теперь знает. Но с хозяином много каши не сваришь. Кому-кому, а уж тебе должно быть известно.

– Ну, я-то себе замену нашла! А Татка до сих пор к Яну по ночам бегает.

– Бегает. А куда денешься? Она, когда поняла, что сук рубит не по себе, хотела Стасу все простить и назад вернуться. Да где там! Парень вкусил свободы: в Сочи полно девок, и любая, только свистни, его будет.

– А как же Ирена?

– Ха, Ирена! Нужен он нашей мадам, как зайцу стоп-сигнал. Она выше забирает. Да что-то без особого успеха. Но Стаса все равно придерживает поблизости. Как искусственный спутник на орбите. Вдруг пригодится?..

Уборку закончили в молчании. Так же молча разошлись. Ритка – к себе, Лера – на кухню. Но не оттого, что рассорились, а из-за задумчивости, нахлынувшей вдруг на Риту. По всему выходило, что из всего женского населения общины ее судьба была самой завидной. Она, Ритка, все же не одна, и парень у нее крутой, не то что у Лерки, да и Мишка любит ее, это же и дураку ясно. Задумчивость получалась приятной и оптимистичной, и вывод, которым она завершилась, свидетельствовал о том, что Рита повзрослела наконец не только телом, но и умом. А решение у девушки созрело следующее: раз уж судьба определила ей в руки удачливый билет, то выигрыш надо холить и лелеять, ибо второго может уже не быть. И за примерами далеко ходить не надо. И если повезло и достался ей Миша, то уж Ритка позаботится, чтобы «архангел» своим выбором оставался доволен. Ему, любимому и отныне единственному, не грех и кофе в постель подать, и пуговицы пришить, и брюки погладить.

Тем временем засада на улице Орджоникидзе функционировала уже вторые сутки. Охотник и мадам за день совсем обжили квартиру, не пропустив, однако, во внешний мир и намека на свое присутствие. Выбрали и обозначили точки, из которых удобнее всего будет осуществить захват. Резину тянуть не имело смысла, и потому единогласно решили брать наемника прямо у входной двери. В отличие от органов правопорядка контора хозяина не нуждалась в вещественных доказательствах вины и тем более не имела необходимости заставать киллера в момент совершения преступления. Оттого момент истины совокупления снайпера с винтовкой был в сценарии излишним. Не театр и не кино.

Атавистическая Таткина ревность на сей раз оказалась совершенно беспочвенной. Мадам Ирена и неверный Стас в данной рабочей обстановке, нервной и ответственной, составляли скорее две зубастые половинки одного капкана, чем воркующую и милующуюся парочку. Зверь мог просунуть лапу в железные челюсти в любую минуту, и оттого приходилось быть начеку. Не до любовных игр напарничкам было и даже не до серьезных разговоров. Первая ночь прошла спокойно, но ни мадам, ни охотник особо не дергались. Появление киллера ночью, когда офис Шахтера закрыт, а предварительная разведка уже произведена, выглядело более чем сомнительным. Охотник, опираясь даже не на свою сверхразвитую интуицию, а на обычный здравый смысл, присущий и обычному человеку, полагал, что появление стрелка надо ожидать ближе к вечеру, когда по темному зимнему времени Шахтер будет покидать свое рабочее место. К тому же по понедельникам Иосиф Рувимович, случалось, засиживался допоздна в руководящем кресле, составляя планы и мероприятия на текущую неделю. Прибор ночного видения у убийцы, как выяснили, имелся. С наличествующей в квартире оптикой ювелирный выстрел можно было произвести в считанные секунды, которые потребуются Шахтеру на то, чтобы проскользнуть в окружении охраны из подъезда в бронированный автомобиль. Уйти же по вечернему городу куда легче, чем среди бела дня, на виду у досужих и глазастых дворовых старушек.

Расчеты и надежды засадного дуэта полностью оправдались. Около девяти вечера, когда весь дом, да и не он один, глазел по телику отечественный криминальный сериал и оттого не гремел шагами и входными дверьми, у порога заветной квартирки прошелестел ветерок, не обеспокоивший бы и чуткую собаку. Но уши вампов уловили движение, и охотники тут же сделали стойку. Еле слышный поворот отмычки для обостренного нечеловечьего слуха прозвенел лязганьем амбарного пудового замка.

Если бы знаменитый и безотказный до тех пор киллер вдруг оказался бы жив и мог говорить, вряд ли бы он, опытный и уравновешенный в любой кризисной ситуации, смог описать, что же с ним в действительности произошло. Как могло случиться, что в проверенно мертвой квартире, прямо у двери в прихожей перед ним возникло милое женское лицо, с невиданной легкостью ушедшее от убойного, страшного движения. А сверху, чуть ли не с потолка, на него обрушилось что-то или кто-то, и меткий удар невиданной силы отправил убийцу во временное небытие.

Все случилось быстро, гладко и строго по намеченному плану. Добычу тут же в коридоре плотно спеленали и упаковали в огромную брезентовую, с кожаными ручками, сумку. Охотник, словно детский ранец с учебниками, небрежно перекинул поклажу через плечо и безмолвно кивнул Ирене в сторону одной из комнат. Мадам тут же метнулась и возвратилась с продолговатым футляром, в котором отдыхала не пригодившаяся своему работодателю винтовка. Затем Ирена нажала кнопку на сотовом телефоне, и напарники с удачей в бауле утекли вон из квартиры. У безлюдного подъезда тишком забрались в подлетевшую «Волгу», и всей честной компании и след простыл.

Когда стрелок, человек удивительной и жестокой судьбы, навидавшийся и натворивший в своей жизни немало лиха, пришел в себя, то, оглядевшись, не смог даже предположить, куда его занесло. Что сам он пленник, было, конечно же, ясно. Но руки и ноги не были связаны. В отведенном ему чулане горел свет, и многоваттная электролампочка ничем не была защищена. Даже простым проволочным каркасом. Люди, державшие его в заточении, словно имели дело не со зловещим убийцей с весьма гадостной репутацией, а будто пригласили на постой лоха, разводимого на деньги. Ведь ничего не стоило разбить стекло и из остатков соорудить неприятное в темноте оружие, а там и посмотреть, кто выйдет из чуланчика, а кто останется. Но пойманный киллер ничего такого делать не стал. Потому что, кроме доступной лампочки, вокруг были и иные странные вещи.

Маленький, полностью забетонированный бункер, куда он попал, наводил стрелка на нехорошие размышления. Потому что был этот бункер идеально чистый и такой же идеально пустой. Ничего, к чему бы можно было приковать наручниками или просто привязать, ни жалкого матрасика или подстилки на полу. Пусто, светло и ни пылинки. Если чуланчик так тщательно и часто моют и ничего в нем не хранят, то страшно предположить, для чего его могут использовать. К тому же, кажется, гости в этом бетонном заведении надолго не задерживаются. Впечатляла и дверь бункера, непроницаемо стальная и представлявшая, по сути, вход в односторонне запирающийся сейф. Чем дольше стрелок думал над своим положением, расхаживая из угла в угол бетонной клетушки, тем хуже и хуже становилось его мнение о неведомых хозяевах этой импровизированной тюрьмы, пригласивших его против воли на постой. Особенно если учесть обстоятельства его появления в бункере.

Наручный и очень дорогой хронометр, на который никто не позарился, еще одно удручающее обстоятельство, показывал глубокую ночь. Когда массивная дверь защелкала запорами и неслышно отъехала в сторону, киллер внутренне напрягся и приготовился к отпору. Внутрь вошли две девушки, всего-навсего две хрупкие девушки! Одна, чье лицо он видел перед собой в злополучной квартире, перед тем как был вырублен и обездвижен, и другая, незнакомая, по виду – еще совершеннейший ребенок. Однако долго рассуждать не было времени, и стрелок бросился на женщин не раздумывая, надеясь в секунду смести их с дороги одним лишь приемом рукопашного боя. И пушинкой отлетел к стене, распластав по бетону кости. Причем девушки даже не рассердились и не обратили на досадный инцидент особого внимания. А после легко скрутили и перемотали стрелку руки скотчем за спиной слишком привычными и отработанными движениями. Но наибольший ужас у бывалого бойца вызвало то обстоятельство, что молодые дамы не обругали и не стали насмехаться, не сунули ему пару раз для профилактики, а вели себя так, словно он не существовал вообще как человек, а только как надоедливая муха, которую надо забрать из чуланчика. Девушки вязали его, переговариваясь между собой о посторонних делах, никак с текущим моментом не связанных. Будто бы мясники, разрубающие коровьи туши и беседующие о беспардонном воровстве начальника скотобойни и беспорядках в Палестине.