Му Цин услышал эти слова, глаза его блеснули, а по губам скользнула ухмылка. Се Лянь закрыл глаза и попросил:

– Матушка, если не можете найти управу на Ци Жуна, хотя бы заприте его понадёжней.

Государыня вздохнула, кивнула, покачала головой и вышла из комнаты.

Се Лянь подозвал придворного врача и велел ему заняться правой рукой Фэн Синя, а затем обратился к тому со словами:

– Прости меня…

Как только правящая чета удалилась, Фэн Синь сразу же сменил тон, он фыркнул:

– Ой, да будет вам. Я сразу понимал, что он мне отомстит. – Немного погодя добавил уже тише: – Ваше высочество, вы, конечно, правильно Ци Жуна на место поставили, но не стоило с самим государем спорить. Он правитель страны, он старше нас и на всё смотрит иначе. Когда вы с отцом ссоритесь, госпожа сильно расстраивается. Она ведь тоже в незавидном положении.

Разумеется, Се Лянь понимал, как нелегко приходится его матери.

Мать Ци Жуна приходилась ей любимой младшей сестрой. В молодости она была особой глуповатой и ветреной, мечтала о свободе. Наслушавшись чужих сладких речей, девушка нарушила брачное обещание и бежала с одним охранником из дворца. Только человеком он оказался дрянным. Он завлёк драгоценную дочь венценосной фамилии в своё мерзкое логово, и не прошло полугода, как показал свою подлинную натуру: стал много пить, а после рождения Ци Жуна ещё и поднимать на супругу руку. В конце концов терпеть это стало невозможно, и, когда ребёнку исполнилось пять, мать схватила его в охапку и тайком возвратилась в отчий дом. Позор семьи, всеобщее посмешище – она коротала оставшиеся дни под замком, проливая горькие слёзы, а дитя осталось её единственной радостью.

Она погибла во время мятежа, спасая сестру, и перед смертью наказала заботиться о своём сыне.

Государыня, конечно, сделала всё от неё зависящее, но чужих детей воспитывать всегда сложнее, чем собственных. Будешь строг – получится, будто сиротку обижаешь, а потому тётя всегда жалела Ци Жуна. Только результат вышел противоположный её чаяниям: бедная женщина никак не могла взять в толк, как же вышло, что относилась она к Се Ляню и Ци Жуну одинаково, а выросли они совершенно разными. И если не принять меры в отношении племянника, дальше будет только хуже.

Се Лянь наконец вспомнил о малыше, которого оставил на кровати. Он приподнял полог и увидел, что ребёнок уже сам сел и, похоже, всё это время наблюдал за ними через щёлочку. Завидев принца, мальчик вновь послушно лёг.

– Тебя ссора не напугала? – ласково спросил Се Лянь. – Не обращай внимания, это к тебе не относится.

Один из врачей сказал:

– Ваше высочество, мы обработали раны ребёнка, теперь ему просто нужен покой.

Принц кивнул:

– Благодарю вас за труды. – Затем он наклонился к ребёнку и спросил: – Где твой дом? Давай я тебя отнесу.

Мальчик покачал головой и ответил:

– Нет дома.

Фэн Синь подошёл, придерживая свою изувеченную руку, и вздохнул:

– Нет дома? Получается, он действительно бродяжка?

Что ж, стало ясно, почему малыш был таким худым и грязным. Но если возвращаться ему некуда, как с ним быть? Не оставлять же во дворце или, того хуже, на улице! Поразмыслив немного, Се Лянь решил:

– Раз так, поедешь пока со мной на Тайцаншань.

Тут голос подал Му Цин:

– Он лжёт.

Глава 66

Вознёсшийся или падший, человек остаётся человеком

Часть первая

Се Лянь обернулся и спросил:

– Почему ты так решил?

– Все сироты с попрошайками в столице держатся вместе. Они частенько промышляют возле моего дома. Я каждого знаю, а этого ни разу не видел.

Мальчик взглянул на Му Цина, но промолчал.

– У кого они там еду клянчат? – усомнился в его словах Фэн Синь. – У тебя, что ли? И как, подаёшь?

– Что я могу сделать, если они мне проходу не дают?

Фэн Синь недоверчиво пробормотал себе под нос:

– Ну надо же…

Се Лянь, слушая их разговор, едва сдерживал смех, а Му Цин продолжил:

– К тому же взгляни: у него на одежде заплатки, и, судя по стежкам, штопал кто-то взрослый. Значит, у него есть семья; может, бедная, но он точно не бродяжка.

Сам принц ни за что бы не обратил внимания на какие-то стежки с заплатками. Другое дело Му Цин, который прежде в Хуанцзи занимался разной работой, а ещё раньше помогал по хозяйству матери. Присмотревшись, Се Лянь признал правоту товарища и обратился к мальчику:

– У тебя есть родные?

Мальчик замотал головой, но Му Цин сказал сердито:

– Наверняка есть. Небось, уже с ног сбились, его ищут.

– Нет, нет! Никого!

Казалось, малыш страшно боится возвращаться домой. Он развёл руки в стороны, будто хотел опять вцепиться в Се Ляня. Но ребёнок всё ещё был перемазан в грязи и крови, поэтому Фэн Синю пришлось вмешаться:

– Да что ж ты творишь, малец? – возмутился он. – Испугался, понимаю, но теперь-то пора бы в себя прийти. Перед тобой не абы кто, а его высочество наследный принц!

Ребёнок сразу отпрянул, но взгляда от Се Ляня не отвёл.

– Мне некуда идти, – повторил он. – Я давно один. Поссорился с родными, и меня выгнали.

Юноши переглянулись. Наконец Фэн Синь нарушил молчание:

– И как с ним быть?

Один из придворных врачей предложил:

– Ваше высочество, если не знаете, как поступить, можно пока оставить его здесь на попечении прислуги.

Се Лянь покачал головой. Он боялся, что Ци Жун от своего не отступится, найдёт способ улизнуть из-под домашнего ареста и расквитаться с мальчуганом. Принц принял решение:

– Думаю, лучше мне самому за ним приглядеть, хотя бы пока раны не затянутся. Похоже, дома о нём заботиться некому. Фэн Синь, когда будете разбираться с лавочниками, пострадавшими от выходки Ци Жуна, отрядите заодно несколько человек отыскать семью этого бродяжки. Пусть передадут им, что можно за него не волноваться.

Фэн Синь кивнул. Он попытался поднять ребёнка здоровой рукой, но Се Лянь усмехнулся:

– Не стоит, ты у нас нынче сам пострадавший.

– Подумаешь, вторая-то рука у меня в полном порядке. А если бы обе сломал – взял бы зубами за воротник и притащил вам на гору.

Му Цин картинно закатил глаза и вздохнул:

– Хватит, давайте лучше я.

Однако не успел сделать и шага, как ребёнок соскочил с кровати со словами: «Я сам!»

Судя по всему, малыш не хотел, чтобы к нему прикасался Му Цин. Услышав такое, тот замер в нерешительности, а Се Лянь глядел на ребёнка и не знал, смеяться или плакать: какой бойкий – сломал ногу и пять рёбер, а всё упрямится!

– Так, а ну, не бегать! – велел он, нагнулся и подхватил мальчика на руки.

И вот троица с ребёнком вышла из дворца. Се Ляня мучил стыд за то, какую сцену устроил при всём честном народе его двоюродный брат: жителей столицы напугал, имущество попортил. Ему было неловко смотреть людям в глаза, и потому они двинулись переулками, стараясь не привлекать к себе лишнего