каждой ровным и чётким официальным почерком лишу[16] было написано имя и просьба того, кто её зажёг, ну а лампады, что горели внутри храма, ценились ещё выше.

В главном зале советник как раз воскурял у статуи Шэньу благовония, а трое его заместителей стояли позади, согнувшись в почтительных поклонах.

Се Лянь вошёл внутрь, чуть опустил голову и поприветствовал собравшихся.

Только завершив ритуал, советник повернулся к принцу и знаком приказал подойти. Приблизившись, Се Лянь тоже взял благовония и поднёс божеству с искренней молитвой.

После долгого молчания наставник наконец сказал:

– Ваше высочество, мы обсудили вчерашнее происшествие и видим два пути решения проблемы…

– Прошу вас, говорите.

– Первый путь – отыскать ребёнка, который нарушил ход церемонии. Мы возложим его на алтарь и проведём обряд, лишив его по меньшей мере одного органа чувств, дабы откупиться от греха.

Глава 67

Вознёсшийся или падший, человек остаётся человеком

Часть вторая

Се Лянь вскинул голову:

– Ни в коем случае. – И повторил твёрдо: – Это категорически исключено.

– Я знал, что вы так ответите, – кивнул советник. – Поэтому рассмотрите второй вариант: вашему высочеству надо будет прилюдно покаяться перед народом Сяньлэ, попросить прощения перед Небесами, а потом в знак раскаяния месяц медитировать, обратившись лицом к стене.

– Это тоже не подходит, – мягко ответил Се Лянь.

Советник порядком удивился:

– Да кто вас заставляет целый месяц у стенки сидеть? Это же формальность! – Тут он вспомнил, что стоит перед статуей Шэньу, закашлялся и немедленно сменил тон: – Главное, чтобы от чистого сердца…

Но Се Лянь упрямо покачал головой.

– И почему же?

– Наставник, – ответил принц, – сегодня я был в городе, и знаете, что там увидел? Люди в столице вовсе не корят меня за случившееся на церемонии. Напротив, они мне благодарны. А это значит, что народ един со мной во мнении: спасти ребёнка было правильным поступком. Сами посудите – как это будет выглядеть, если за благим делом последует наказание? Мы же прямым текстом им заявим, что спасение жизни – ерунда; не важнее, чем пагоду построить, и вообще карается свыше. Что они после этого станут думать?

– Да неважно, правильно вы поступили или нет! Сейчас только два варианта. Просто выберите один из них. Либо ребёнок понесёт ответственность за случившееся, либо вы.

– Очень важно! И если я должен выбирать, я предпочту третий путь.

Советник поводил бровями и продолжил настаивать:

– Ваше высочество, уж простите за прямоту, но какое вам дело до того, что эти люди подумают? Они сегодня думают одно, завтра – другое. Не о том беспокоитесь! Поверьте, народ всё равно продолжит поступать так, как велит ему собственная натура. Никого вы не растрогаете и примером не послужите. А вот проявить осторожность и засвидетельствовать почтение Небесам не помешает…

На мгновение повисла тишина, а затем Се Лянь сказал:

– С самого моего прибытия в Хуанцзи, чем больше я учусь, чем больше размышляю, тем сильнее меня терзает одна мысль… Но я никак не осмеливался вам её озвучить.

– Что за мысль?

– Правильно ли мы поступаем, так поклоняясь богам?

Советник на миг потерял дар речи, а затем возмутился:

– Если народ не будет поклоняться богам, нам тогда что делать – воздухом питаться? Может, вы ещё скажете, что зря люди испокон веков почитают небесных чиновников?

Се Лянь покачал головой, поразмыслил и ответил:

– Нет, веровать, конечно, надо. Вот только я считаю, что поклонение – это лишнее.

Он поднял голову и указал на величественную статую Шэньу, блестящую, переливающуюся нефритом и золотом:

– Человек возносится и становится богом. Получается, все они изначально были людьми. Наши предки, наставники, наши путеводные звёзды – но не хозяева. Конечно, нужно благодарить их, восхищаться ими, но почитать… Возьмём церемонию поклонения Небесам: я считаю, она должна быть преисполнена радости и признательности, а не служить средством устрашения. Мы не должны пытаться задобрить Небеса, пресмыкаясь, словно рабы.

Советник стоял молча и неподвижно, а вот трое монахов нервно заёрзали на своих местах. Се Лянь продолжил свою речь:

– Я готов зажечь для богов целую тысячу лампад, чтобы ночью стало ясно как днём, и пусть я сгорю в этом огне, подобно мотыльку. Но я не готов винить себя за правильное деяние… Медитировать перед стеной? Так что дурного я сделал? И в чём виноваты другие? Получится как с Фэн Синем, который проучил Ци Жуна за гадкий поступок, а в итоге сам понёс наказание. Коли Небеса не слепы, они не станут карать нас за это.

Советник посмотрел куда-то в сторону и спросил:

– А если беда всё-таки случится? Тогда вы извинитесь?

– В таком случае Небеса будут неправы, а я – прав. И я буду готов стоять на своём до последнего.

Услышав это, советник усмехнулся:

– Очень смелое заявление, ваше высочество.

Трое монахов одновременно заозирались, будто желая что-то сказать, но всё же промолчали. Как раз в этот момент снаружи дворца вдруг раздались звуки тревоги, точно одновременно зазвенело множество колоколов. Тут же разговор был окончен. Се Лянь с советником и заместителями – все повскакивали со своих мест и бросились к выходу.

Вместе они выбежали наружу, миновали несколько зданий позади главного зала храма Шэньу и оказались перед чёрным как смоль восьмиугольным сооружением. Его ворота были распахнуты, и из них со свистом летели серые струйки дыма.

– Куда подевался Чжу Ань? – горестно ахнул советник. – Где его носит? Что происходит?!

Его окружили послушники, что обычно сторожили ворота, во главе с тем самым Чжу.

– Я здесь! – воскликнул он. – Сам не знаю, что случилось. Дверь была накрепко заперта и вдруг сама распахнулась!

Советник в панике схватился за волосы:

– Быстрее, несите новые сосуды душ!

Внутри хранились в хаотичном беспорядке глиняные кувшины, фарфоровые вазы и нефритовые шкатулки разных форм и размеров. Прежде они спокойно стояли на стеллажах, тщательно закупоренные красными пробками и запечатанные жёлтыми лентами с надписями, но теперь часть попадала на пол и разбилась, а другая раскачивалась на полках, угрожая вот-вот рухнуть.

В этих сосудах томились демоны и прочая нечисть, пойманная за бесчинствами в мире смертных. На горе Тайцаншань подобные залы имелись позади каждого храма: святость этих мест должна была сдерживать тёмные силы. Но что-то произошло, и теперь эти демоны восстали и рвались наружу!

Се Лянь отреагировал первым.

– Мы не успеем! – крикнул он и пинком захлопнул дверь.

Железные засовы уже разбили вырвавшиеся на свободу духи. Принц выхватил из ножен на поясе меч, написал лезвием в воздухе несколько иероглифов, а затем наискось воткнул его в землю. То был не простой меч, а знаменитое оружие, единственное в своём роде. Но наследный принц привёз с собой в монастырь сотни две различных клинков и каждый день выбирал новый. После того как лезвие вошло в почву, дверь запечаталась и слышны стали только проклятия духов, что бились в неё изнутри.

Он развернулся, поднял голову и увидел, что над каждым хранилищем, над