Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Значит, мы не просим чего-то нового. Мы требуем, чтобы империалистическое правительство Анголы вместе со всем мировым сообществом признало Кабинду, которая существует уже более ста лет. Итак, вы можете спросить себя, что же это за страна, о которой до сегодняшнего вечера я никогда раньше не слышал? Почему это должно меня волновать? Какая может быть причина для вложения денег в этот проект Кабинда?
- Ну, моя страна невелика, но она производит семьсот тысяч баррелей нефти в день, получая достаточно дохода, чтобы обеспечить доход в сто тысяч долларов в год для каждого мужчины, женщины и ребенка в штате. Подумайте о домах, школах и больницах, которые можно было бы построить для этих людей. Подумайте о чистой воде, которую они могли бы пить, и о дорогах, аэропортах, телекоммуникационных сетях, которые могли бы быть созданы для их блага, а также для блага зарубежных гостей и инвесторов.”
Да Кунья снова сделал паузу, чтобы оглядеть комнату, но на этот раз не для комического эффекта. - И подумайте вот о чем: национальное государство с населением около четырехсот тысяч человек и доходом в сорок миллиардов долларов не обязано взимать подоходный налог, налог с продаж или налог на имущество со своих граждан или с кого-либо еще. И всем, кто любит лежать на солнечном берегу, я говорю, что это тоже страна с тропическим климатом, сотней километров неосвоенной береговой линии и без реактивного самолета для тех, кто летит из Европы, потому что Кабинда всего на час отстает от центрально-европейского времени.
- Друзья мои, я говорю о Дубае с дождями и пышными зелеными лесами или о Монте-Карло с нефтью. Это Кабинда, и я надеюсь и верю, что ее будущее будет вашим будущим, а ее процветание-вашим процветанием. А теперь, леди и джентльмены, пожалуйста, поднимите бокалы и присоединяйтесь ко мне в тосте . . . за свободную Кабинду!”
- Свободная Кабинда! - ответил хор голосов, и зал разразился горячими аплодисментами.
Да Кунья некоторое время наслаждался успехом своей речи, а затем сказал: “Нам очень повезло, что сегодня здесь собрались несколько уважаемых представителей прессы. Я с удовольствием отвечу на несколько вопросов. Но только очень немногие - это ведь светский прием, в конце концов. Так что если кто-то хочет меня о чем-то спросить, то это ваш шанс.”
Это была Настина минута. Если бы ей удалось сейчас увлечь да Кунью и пробудить его интерес, она могла бы сократить весь процесс знакомства с ним. Но чтобы это сработало, она должна была быть последним человеком, с которым он говорил, и, следовательно, самым свежим в его памяти. Поэтому она ничего не сделала, когда серьезная женщина, стоявшая прямо перед помостом, подняла руку и сказала: “Паскаль Монморанси из "Монд". Мой вопрос к вам, месье да Кунья, заключается в следующем: в течение многих лет ФЛЕК-ФАК, организация, которую вы представляете, как и ваш отец до вас, поддерживала применение насилия в качестве средства достижения свободы Кабинды. Как вы лично относитесь к вопросу о насильственных действиях?”
Да Кунья сделал пару глубокомысленных, одобрительных кивков, когда ему задали этот вопрос. Теперь он ответил: - "Я придерживаюсь своей личной веры в стремление к переменам мирными, политическими средствами, поэтому я не сторонник насилия. Но я понимаю, что когда условия жизни становятся невыносимыми, то некоторые люди чувствуют себя вынужденными бороться за свою свободу. Так было на протяжении многих веков. Так было с народом Франции, когда он восстал против дома Бурбонов в 1789 году и когда он оказал сопротивление нацистским оккупантам своей страны во время Второй мировой войны. Поэтому я не буду осуждать тех, кто сейчас находится в моей стране и хочет воевать, хотя и советую им, что их действия должны быть соразмерны и никогда не должны быть направлены против невинных людей. Этого я никогда не смогу простить.”
Небритый мужчина в потертом вельветовом костюме и ослабленном галстуке представился как Питер Гильден из лондонской "Дейли телеграф“, а затем сказал:" Разве это не еще один способ сказать, что вы не хотите пачкать руки, но вы не возражаете, если кто-то другой сделает это за вас? Конечно, вы не можете надеяться убедить ангольское правительство отдать самую ценную провинцию во всей своей стране, просто силой аргументации.”
Настя видела, что этот вопрос вызвал у да Куньи раздражение, но вспышка гнева в его глазах быстро сменилась юмором, когда он спокойно ответил: “Как это такая вежливая нация, как Британия, может создать такое грубое учреждение, как британская пресса?”
Гильден продолжал настаивать, не обращая внимания на смех вокруг. - “Мы не грубы, Мистер Да Кунья, просто независимы. Как любитель свободы, вы, конечно, приветствуете это.”
“До определенного момента, - ответил Да Кунья, очень по-французски пожав плечами и надув губы, чем вызвал еще больше улыбок у слушателей. - “Но, отвечая на ваш первоначальный вопрос, я не считаю, что насильственные действия являются существенной предпосылкой для смены режима или национальной независимости. Я думаю, что наступает момент, когда несправедливость ситуации становится невыносимой для всего мира, и тогда изменение становится единственной возможностью. Насилие не положило конец апартеиду в Южной Африке. Берлинская стена рухнула без единого выстрела. И ни в Южной Африке, ни в Восточной Германии не было нефти, которая, как мы все знаем, способна привлечь внимание Запада. И последний вопрос . . .”
Это была Настина минута. Она изобразила на лице свою самую ослепительную улыбку, подняла руку, молясь, чтобы да Кунья заметил ее, и с облегчением обнаружила, что она тоже может привлечь к себе внимание, когда захочет.
“Вон та дама в зеленом платье, - сказал да Кунья, глядя прямо в глаза Насте.
- Мария Денисова, - сказала она, глядя прямо на него. - Простите меня, Месье да Кунья, я не являюсь представителем прессы, но у меня есть к вам один вопрос.”
Он одарил ее очаровательной
