– Что? Ты совсем, что ли, сбрендил, лейтенант?

– Может, я и сбрендил, вот только своими личными глазами видел, как он орудует в вашем пищевом схроне. И не только пищевом. Мылом набил полные карманы!

Капитан молчит, смотрит на Игоря серьезно, потом внезапно начал смеяться.

– Да быть того не может!

Игорь в ответ пожал плечами и отвернулся. Пограничник вдруг умолк, лицо вновь сделалось серьезным.

– Когда видел?

– Да пока сборы наши шли. Видимо, у вашего ополченца свои сборы были, аж вещмешок едва по швам не пошел от крупы и хлеба!

– Но-но! – пригрозил капитан. – Ты говори, да не заговаривайся! Разберемся!

Сзади едва слышно скребется, хлопает себя по карманам Семен. Игорь посмотрел на него строго. Сержант виновато улыбнулся.

– Курить уж больно хочется, товарищ лейтенант.

– Терпи, танкист, – ответил за Игоря капитан-пограничник. – Служба у нас такая – терпеть! Так и победим!

– Ага. Сидя в мокрой траве часами, да под дождем? Что-то больно скучная у вас служба, товарищ капитан. Другое дело – танки…

– Я вот одного летчика знал. Тоже все бредил: самолеты, самолеты… А как сбили, достали его покалеченного, истекающего кровью – так проклинал всю винтокрылую братию.

– Так то – летчики, – иронично ответил Семен.

– А танкисты лучше, что ли, да?

– Да все хороши! – вмешался Игорь.

– Эт точно, – кивнул капитан. – Чуть замешкался – убьют и не посмотрят, кто ты – танкист, пехота иль моряк. Как раньше говаривали – все под Богом ходим.

– Ну про Бога – это вы зря, товарищ капитан. Сноровка и подготовка играют роль. Ну иногда везение, тут соглашусь.

Капитан повернулся к Игорю, сверкнул глазами, уголки губ поднялись в еле заметную улыбку.

– Зелен ты еще, лейтенант. Хоть и в танке уже горел небось.

– Пока не приходилось, – буркнул Протасов. – А вот подбитым был.

– Тем более.

Игорь ничего не ответил, но почувствовал, как кольнул его где-то внутри укор пограничника. Он отвернулся и уставился в противоположную сторону. Там виднеется полуразрушенный дом, рядом стоит покосившаяся хибара, стены наспех измазаны известью. Дождь хлещет на белые стены, оставляет серые разводы, во дворе мокрая собака устало брешет.

Семен незаметно кинул в рот кусок сухаря и теперь хрустит с наслаждением.

– Сержант Горобец, сейчас на твой хруст сбегутся десятка два фрицов – не меньше, – улыбаясь, произнес Баир.

– Голодно что-то стало, – парировал сержант. – Живот аж выкручивает.

Баир прыснул от смеха. Улыбнулся и капитан, однако лицо тут же превратилось в камень – в бинокле он разглядел приближающуюся фигуру той самой девушки. Одну.

Почему одна, подумал капитан и сжал зубы. Видно, плохо дело.

Капитан всматривается вдаль, в надежде увидеть Захарыча, но никто не повернул из-за угла, никто не выскочил из соседнего двора. Старика нет.

– Всем приготовиться! – скомандовал капитан.

Танкисты тут же замерли, лишь слышно, как дождевые капли плюхаются на листву деревьев и кустарников, барабанят по уже промокшей насквозь камуфляжной ткани бойцов.

Девушка спешит, полусапожки цокают каблучками, бьют в лужицы, в стороны разлетаются брызги.

Чего она так несется? Ну точно что-то не так, недобро подумал капитан-пограничник.

– Все дело загубит! – вырвалось у него.

Игорь провожает взглядом девушку, та бежит вперед, руки прижимают к груди какой-то сверток. Вдруг у лейтенанта все похолодело внутри – прямо к ней несется мотоцикл, в коляске у пулемета сидит грузный немец, за мотоциклом едет еще один и еще. Раздался противный гудок сигнала. Головной мотоцикл едва не наехал на девушку, взял круто влево, с трудом объехал. Немец в коляске грозно махнул рукой, что-то выкрикнул. Девушка успела отскочить в последний момент.

Сейчас она опустила голову и исподлобья смотрит испуганно на проезжающую мимо мотоциклетную колонну, руки сильнее прижимают сверток к груди. Игорь с облегчением выдохнул – мотоциклисты скрылись за поворотом, девушка огляделась и вновь заспешила к ним.

В нескольких метрах от места, где недавно мочился немец, она замедлила шаг, остановилась, огляделась и шагнула в кустарник. Перед ней тут же выросла фигура капитана. Девушка невольно ойкнула.

– Тихо! – шикнул капитан, тоже огляделся, взял девушку за руку и увлек дальше в гущу кустарника.

– Ты зачем так ломанулась к нам? И почему одна? Где Захарыч?

– Я… я торопилась… – от волнения заикаясь, произнесла девушка. – Дядя Степан не смог… у нас там…

– Что с ним? – перебил ее капитан, руками схватил за плечи и немного тряханул. Дождевая вода частой капелью срывается с волос, струится ручейками по щекам, ползет к подбородку и крохотным водопадом устремляется на уже насквозь промокшую кофточку. – Он арестован?

– С ним все хорошо. – Она опустила головку, пальцы начали теребить край кофточки. – Вот только…

– Да говори уже, что случилось, не мямли! – рявкнул капитан.

Она вскинула личико и выпалила:

– Просто его в комиссариат вызвали…

Капитан обреченно махнул руками.

– Вот же твою мать!

– И у нас теперь новый комендантский час, – продолжила девушка, голос заметно дрожит. – С сегодняшнего дня с восьми тридцати…

– Это еще почему? – удивился капитан-пограничник, глаза впились в девушку. – Диверсии, что ли, какие были? Партизаны?

– Нет… Просто к нам в город весь день прибывают и прибывают солдаты. Да и слух по городу – к нам кто-то важный приехал. Говорят, из самого Берлина. И почти сразу начались облавы…

– Этого еще не хватало! – зло процедил сквозь зубы капитан и топнул сапогом. – Что ни день, то новые сюрпризы.

– Но нас, русских, белорусов и украинцев, не трогают. Забирают только евреев и цыган. Но все равно все сидят по домам. Боятся. Мне вот чудом удалось вырваться…

Девушка, наконец, протянула сверток капитану. Тот задумчиво принял его, осторожно раскрыл. Игорь бросил взгляд через капитанское плечо. Какие-то склянки, несколько пухлых пакетиков, пара железных коробок – все, что удалось разглядеть лейтенанту.

– Здесь не все, – капитан поднял глаза и обратился к девушке. Та спешно надевает косынку, но легкая материя мгновенно промокла. – А где же остальное? – капитан взвесил сверток в руке. – Этого даже на раз не хватит.

– Все, что смогла… – развела руками девушка. – Остальное обещал дядя Степан принести.

Капитан громко выругался, тут же осекся, осторожно посмотрел по сторонам.