– Вы знаете Джейми Уильямса? – спросила Эстер. – Это друг Сэма. Крупный такой, темнокожий. Мило улыбается, но немного похож на Ленни[26], если вы понимаете, о чем я. Без ума от Сэма, как и все, впрочем. В смысле, вы ведь тоже от Сэма без ума, да?

Гейб замер на полушаге.

– О, успокойтесь, – сказала Эстер. – Я знаю, вы не пара. Вам наверняка просто нравится его внимание. Да и кому оно не понравится?

Она открыла дверь в садик, где в коридоре ждали еще с полдюжины родителей. Не прошло и десяти секунд, как дверь класса открылась, и наружу вырвалась волна ребятишек, среди которых была и Кейт, девочка с медовыми волосами. Эстер подхватила ее и, раскружив, поцеловала в носик и в щечки. Гейб сразу усомнился, что ребенок ее вообще раздражает. Девочка протянула Эстер поделку из палочек от фруктового льда.

– Какая красота, – похвалила Эстер. Она подняла поделку к свету, и розовые блестки засверкали. – Кейт, это мистер Ди Парсио.

Девочка зарылась личиком в плечо Эстер.

– Ну, привет-то ты можешь сказать? Мы к нему домой недавно заглядывали, помнишь?

Кейт пробормотала «пивет».

– Можно я ему это подарю? Думаю, ему понравится.

Кейт кивнула.

– Теперь это ваше, – сказала Эстер.

Гейб взял у нее поделку, и сердце у него чуть не растаяло. Захотелось взять Кейт на руки, покатать ее на плечах, расцеловать.

– В общем, звоните, – напомнила Эстер. – В любое время.

Гейб взглянул на визитку, которую так и держал в руке.

– Да, и еще кое-что. Барри или Гейб? Что выбираете?

– Барри мне никогда не нравился, – признался Гейб.

Он взял Эстер за руку, и они стояли в молчании, казалось, часы, а вокруг них носились дети. Надо было сказать ей, чтобы уходила и больше никогда с ним не разговаривала. Порвать ее визитку в клочки и забыть о знакомстве. Но тут Эстер посмотрела Гейбу в глаза. Кейт в это время извивалась у нее на руках. Очки Эстер съехали ей на нос.

– Приятно слышать, – сказала она.

Гейб потянулся, чтобы поправить на ней очки, пока они не упали, и сам не заметил, как поцеловал ее, а она – он готов был поклясться – ответила. Потом, правда, замотала головой и утерла губы тыльной стороной ладони. Не говоря ни слова, вышла на улицу, унося Кейт и уводя Вафлю, а Гейб смотрел через окно, как они спешат к парковке. Он гладил пальцами поделку, пока не стерлись блестки. Воображал, как забирает Кейт из садика. Здесь его тоже запомнят. Потому что такая у воспитателей работа, от них этого требуют, но еще потому, что они увидят, как повезло Эстер, ведь с ней такой заботливый мужчина.

– Вам помочь, сэр?

На него настороженно смотрела одна из воспиталок, за ее спиной крутились дети, за которыми еще не пришли родители. Гейб невольно подумал, что сделал что-то неправильное, просто находясь там. Он вышел на холод, стараясь не думать о Сэме, Лайле, вообще ни о чем, связанном с ними, но никак не мог прогнать образ ее косы. Он ощущал вкус табака на губах Лайлы. Он снова чувствовал ее под собой. Он рассказал Лайле про мотель, положив голову ей на грудь, пока Сэм дрых в соседней комнате. Гейб рассказал, что те мужчины делали с ним, всхлипывая и надеясь, что Лайла пообещает его защитить, скажет, что любит его, как он любит ее. Он потянулся к ней, а она его оттолкнула и, сев к нему спиной, надела халат.

– У этих людей болячки, – сказала она.

– Помоги мне, – попросил Гейб.

Лайла встала, запахнув полы халата.

– Видеть тебя не желаю.

Так у Гейба остался один только Сэм.

Уличный фонарь впереди сиял, как самая полная из лун, и Гейб снова перенесся в Нью-Гэмпшир, где бежал сквозь чащу к причалу, в ночь, которая была какой угодно, только не холодной.

Сэм рядом с ним. Они бегут бок о бок, не напрягаясь, потом садятся в каноэ, отплывают от берега. Сэм сидит на корме. Гейб гребет веслом, касаясь пальцами мирной поверхности воды. Он не знает, почему Сэм вообще с ним общается и уж тем более почему берет с собой на эти ночные прогулки.

Сэм прекрасен, – хотя мальчики друг о друге не должны так думать, верно? – у него тонкие черты лица и изящные руки, а глаза смотрят прямо тебе в душу. В эти ночи Гейб ищет не секса. Он сбегает. А еще у него появляется нечто, чему он не может подобрать название: он желанный, его видят. Он чувствует себя цельным.

Сэм проводит лодку к одному из примерно пятнадцати причалов, что торчат из берега небольшого островка. Потом ловко впрыгивает на пирс и наматывает конец веревки на столбик. Не успевает Гейб отложить весло или выползти на причал или даже спросить, где они, как Сэм исчезает в деревьях. Гейб завязывает веревку узлом и спешит следом. Когда глаза привыкают к темноте, он видит под ногами протоптанную тропинку. Сквозь прорехи в кронах пробиваются столбики лунного света, и Гейб наконец выходит на небольшую опушку, где сияют белым церковные скамьи, а под сводом часовни стоит кафедра. Гейб идет по проходу к переднему ряду, где уже сидит Сэм.

– Ты же видел их по воскресеньям? – произносит он. – В шляпках и легких платьях, они гребут в своих шатких лодках. Это один из способов попасть в их круг – это озеро, этот остров. Но он не для тех, кто по субботам выгребает дерьмо из их туалетов.

Разворошив слой влажных листьев на земле, он открывает крышку резинового мусорного ведра. Оно вкопано по самые края и забито журналами.

– Люблю представлять, как они молятся у алтаря Ларри Флинта[27], – говорит он, кидая Гейбу фонарик и отсыревший выпуск журнала Penthouse.

– Кто еще знает про это место? – спрашивает Гейб.

– Только ты, мой друг. Больше никто не важен, только ты да я.

Гейб, хрустя листьями, переворачивается на бок. Быть одним из двух, посвященных в тайну, что-то да значит. Это происходит уже после ухода от Шерил, но еще до того, как они дали объявление на Craigslist. До этой ночи Гейб ощущал себя беспомощным и одиноким; казалось, заплачь он, и никто в целом мире не услышит. Закрывая глаза по ночам, он до сих пор притворялся, что ничего не произошло.

– Я всегда присмотрю за тобой, – говорит Сэм. – Всегда. Что бы ни случилось. Мы оба друг за другом присмотрим.

Тогда слова Сэма вызвали в Гейбе непонятное сильное чувство. Он словно оказался в центре внимания, под лучом прожектора, открытый всему миру. Прошли годы, – возможно, до этого самого момента, когда он стоял на тротуаре, провожая взглядом Эстер, – прежде чем он сумел подобрать определение этому чувству, понять, как скоротечно может быть счастье и каким уязвимым ты становишься, когда оно проходит. В душе словно открывается зияющая бездна одиночества и отчаяния.